Ант Скаландис. Капуста без кочерыжки

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ненормальная планета".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Как-то вечером ко мне зашел за сигаретами сосед  из  квартиры  напротив
Вася Трубицын. Вася - инженер, но в студенческие годы писал фантастические
рассказы, даже пытался, хотя и безуспешно, печатать их, и со мной он любит
поговорить о литературе. Я как-то похвалил один его рассказ, и он,  видно,
решил, что мы теперь с ним коллеги. Сам я писатель. Не великий, конечно, и
даже не крупный, но, можно сказать, преуспевающий.  Меня  печатают.  Вышло
уже три книги, четвертая готовится, а некоторые журналы  так  просто  ждут
моих рассказов. Зовут меня Алексей Ерохин, но мало кто знает эту  фамилию.
Печатаюсь я всегда под псевдонимом.
   - Алексей Семеныч, - сказал Вася, поблагодарив за сигареты. - А  вы  не
могли бы опубликовать мой рассказ?
   - Ну вы же знаете, Вася, я не издатель. Я, конечно, могу  поговорить  с
кем-нибудь. А что за рассказ?
   - Новый. Совсем новый.
   - Дайте почитать.
   - Разумеется. Но, знаете что, Алексей Семеныч, - Вася посмотрел на меня
долгим пристальным взглядом. - Опубликуйте его как свой. Я  не  гордый,  и
вам легче будет. А рассказ увидит свет - вот что важно.
   Его уверенность в себе и его странная  просьба  несколько  обескуражили
меня, но я сказал:
   - Хорошо, Вася, я почитаю.
   И рассказ понравился мне, а еще больше понравилась идея напечатать  его
под своей фамилией. Почему? Вы это поймете из текста. Рассказ перед  вами,
читатель.

   Странный попутчик
   (рассказ Василия Трубицына)

   Ровно в 23:59, словно стремясь  в  последнюю  минуту  удрать  от  новых
суток,  опускающихся  на  столицу  из  необъятной  черноты,  скорый  поезд
Москва-Ереван с большими медными буквами, составляющими на  вагонах  слово
"дружба",  тихо  тронулся  и,  проталкиваясь  через  метель  и  ночь,  как
проталкивается червяк сквозь рыхлую землю, набрал скорость.
   Я докурил сигарету в тускло освещенном тамбуре и вернулся в  купе.  Там
было не менее тускло. Мой попутчик, парень лет тридцати с усталым грустным
лицом, опустил и защелкнул глухую серую штору.
   - Чтобы не поддувало, - объяснил он.
   Без белых сполохов придорожных огней в купе стало совсем мрачно. А  мне
не терпелось дочитать начатый  в  метро  увлекательный  рассказ.  Я  люблю
фантастику, и у меня был с собой великолепный новый сборник  Рогалевского.
Я вышел  в  коридор,  там  было  светлее,  и  сел  на  откидной  стульчик.
Недочитанный рассказ зудел, как шелушащаяся кожа на губах, которая не дает
покоя, пока не обкусаешь ее всю, до последнего розового от крови  кусочка.
И совершая насилие над своими глазами, я погрузился в чтение.
   А когда вернулся, мой попутчик, держа в левой  руке  большой  неуклюжий
бутерброд с колбасой, наливал чай из термоса  в  пластмассовый  стаканчик.
Увидев название книжки,  которую  я  положил  на  стол,  он  вдруг  как-то
загадочно улыбнулся и спросил:
   - Можно посмотреть?
   - Разумеется, - сказал я.
   Книжку он смотрел, прямо скажем,  странно:  чуть  откинувшись  назад  и
наклонив голову, долго вертел ее в руках, не раскрывая,  словно  это  была
картина. Потом положил обратно на стол и снова улыбнулся.
   - Вы, наверно, очень удивитесь, - произнес он, - если я скажу, что  эту
книгу написал я.
   "Вот те  на!  -  мне  даже  стало  чуть-чуть  не  по  себе.  -  Маньяк.
Самозванец. Лжерогалевский."
   - Простите, - сказал я, - но вы совсем не похожи на Рогалевского.
   - А я и не говорю, что похож,  -  он  был  невозмутим.  -  Моя  фамилия
Ветров. Сергей Ветров.
   - Ну и что? - спросил было я и осекся.
   Это был оригинальный маньяк. Он вообразил себя  не  автором,  а  героем
книги.  Сборник  назывался  "Миры  Сергея  Ветрова",   и   в   предисловии
Рогалевский  писал:  "Эта  книга  составлена  из  рассказов  удивительного
человека. Случай свел меня с ним, и случай разлучил.  Но  рукописи  его  у
меня остались, и по ряду причин я счел возможным опубликовать их. Кто  он,
Сергей Ветров? - вопрошал Рогалевский. - Гениальный фантаст? Или  участник
первого  в  истории  контакта  с  иным  разумом?  А  может  быть,  он  сам
пришелец?.." И все в таком же духе.
   И вот теперь этот "пришелец" сидел передо мной и пил чай из термоса.
   - Простите, - я был уже несколько  раздражен,  -  такое  может  заявить
каждый.
   - Положим, не каждый, - спокойно возразил Ветров.
   Привычным движением  человека,  часто  предъявляющего  свое  всесильное
удостоверение, он вытащил из внутреннего кармана паспорт и развернул его у
меня перед носом.
   Паспорт разозлил меня еще больше.
   - Вы никогда не интересовались, - язвительно осведомился я, - сколько в
Советском Союзе Ветровых Сергеев?
   - Правильно, - сказал он, - я бы на вашем  месте  тоже  не  поверил.  И
все-таки книгу написал я. Хотите, расскажу вам эту историю?
   Вагон бросало из стороны в сторону. Колеса  гулко  стучали  на  мерзлых
стыках.  За  стенкой,  в  служебном  помещении  громко   храпел   уснувший
проводник-армянин. В щель,  оставленную  дверью  купе,  словно  в  прорезь
амбразуры то и дело попадали  огни,  внезапные,  яркие  и  бесшумные,  как
далекие разрывы снарядов. Спать не хотелось. Читать было невозможно.  И  я
сказал:
   - Валяйте, рассказывайте.
   - Так вот. Я пишу хорошие фантастические рассказы.
   Он прямо так и сказал, и я подумал: "Ну, скромняга!", а он продолжал:
   - Давно пишу. Но меня никогда не печатали.  Журналы  отбрыкивались  под
самыми  разными  предлогами.  Я  даже  стал  коллекционировать   рецензии,
письменные и устные, которые записывал по памяти. Мне  говорили,  что  мои
рассказы банальны и  говорили,  что  я  пишу  дичь,  недоступную  среднему
читателю;  мне  говорили,  что  они  подражательны  и  что   они   слишком
оригинальны; мне говорили, что они дилетантские,  стилистически  слабые  и
что они чрезмерно эстетские, что я увлекаюсь формалистическими  вывертами;
их  называли  антинаучными  и   слишком   наукообразными;   перегруженными
проблематикой и слишком безыдейными... Все это было забавно,  но  рассказы
не  публиковали.  И  тогда  я  решил  обратиться  к  Рогалевскому.  В  его
творчестве наметился какой-то застой.  Он  стал  мало  печататься,  а  все
последние его вещи слишком походили одна на другую. И вот как-то я  поймал
его на комиссии  по  фантастике  в  ЦДЛ,  и  он  согласился  почитать  мои
рассказы. Я заинтриговал его предложением издать их  под  своей  фамилией.
Буквально на следующий день Рогалевский пригласил меня к себе  домой.  "Вы
пишете неплохие рассказы, - сказал он. -  Конечно,  в  них  есть  над  чем
поработать, но в принципе я принимаю ваше предложение. Гонорар пополам?" Я
не ожидал такой щедрости и сразу согласился. Но Рогалевский  оказался  еще
благороднее, он указал в книге мою фамилию.
   - Потрясающее благородство! - заметил я с  иронией.  В  этот  момент  я
сделал вид, что поверил ему. - И что же, вам не обидно читать,  как  "Миры
Сергея Ветрова" называют новым взлетом советской фантастики,  ставят  чуть
ли не в один ряд с классикой, в то время как  все  лавры,  предназначенные
вам,  нахально  пожинает  плагиатор,  откупившийся  половиной  гонорара  и
жульнической уловкой с  фамилией,  могущей  разве  что  выставить  вас  на
посмешище, если вы вздумаете вдруг заявить о своем авторстве?
   - Нет, - сказал Ветров, - не обидно. Знаете,  что  сказал  Рогалевский,
когда мы уже обо всем договорились?
   - Интересно, что же?
   - Он сказал: "А теперь, Сергей, признайтесь  честно,  чья  это  идея  -
подсунуть мне ваши рассказы". И я признался. А он сразу  поверил.  Вот  за
что я люблю писателей-фантастов.
   - Ничего не понял, - сказал я.
   - Вы уже прочли рассказ "Стеклянный гвоздь"?
   - Это  где  пришелец  предлагает  землянину  свою  повесть  "Стеклянный
гвоздь"? Он мне как раз меньше всего понравился.  Идея  слишком  банальна:
рассказать землянам о другой цивилизации под видом фантастической повести.
Подсчитайте на досуге, сколько раз уже писали об этом.
   - Да-а, - протянул он, нарочито бася. - Идея банальна, очень  банальна.
Как сама жизнь. Вы никогда не задумывались над тем,  как  банальна  жизнь?
Рождение, смерть, любовь, ненависть и  ни  черта  нового.  Герой  рассказа
"Стеклянный гвоздь" - это я сам, и пришелец действительно разговаривал  со
мной и действительно передал мне свою повесть.
   С этого момента его исповеди я окончательно  перестал  ему  верить,  но
слушать было интересно.
   - Он подарил мне свою повесть на  родном  языке  в  виде  книжки  и  на
русском (он сам перевел) - в виде машинописной копии. И, представьте себе,
в обоих вариантах автором значился не он, а известный в его мире  фантаст,
согласившийся за половину гонорара издать рукопись под своей  фамилией.  А
когда я без всякой задней мысли поинтересовался,  как  это  пришла  ему  в
голову такая идея, он сообщил зловещим шепотом, что это не его идея,  и  в
одной из глав  повести  "Стеклянный  гвоздь"  он  пишет  об  этом.  Способ
публикации произведений начинающих  авторов  под  фамилиями  знаменитостей
поведал  ему  житель  далекой  планеты  Флагиатор,  и  негуманоидный  этот
писатель тоже признался, что позаимствовал идею из другой части вселенной.
   - Так кому же она  все-таки  принадлежит?  -  не  выдержал  я  наконец,
задавленный этим потоком информации.
   - Никому, - голос Ветрова тоже превратился в зловещий шепот. - Эта идея
не  принадлежит  никому.  Она  вечна,  как  сама  Вселенная.  Вам  знакома
концепция  вложенных  миров?  Вот  и  здесь  нечто  подобное.  Бесконечная
матрешка. Капуста без кочерыжки. Понимаете?
   И я понял. Я представил себе эту странную идею, уходящую вглубь эонов и
закрученную в вихрь беспрестанно дробящихся наносекунд,  идею,  охватившую
всю чудовищную ширь пространства и  проникшую  в  самые  потаенные  уголки
микромира. И это был абсурд и глупость. Капуста без кочерыжки. Но я помню,
как мне стало  жутко,  словно  вселенский  реликтовый  холод  прокрался  в
сердце. И в отместку за это ощущение я решил напугать или хотя бы  удивить
Ветрова.
   А наш поезд, громыхнув на стрелке, вдруг взвыл надсадно  и  жалобно,  и
мне показалось, что я видел, как его  металлический  крик  долго  висел  в
морозном воздухе над полями.
   - По поводу концепции вложенных миров, - заметил я небрежно. -  Слышали
такую гипотезу, будто самый  маленький  мир  это  и  есть  самый  большой?
Замкнутая система. Она всегда легче воспринимается человеком.
   - Но ведь это же бред, - сказал  Ветров.  -  Особенно  в  приложении  к
нашему случаю.
   - Отнюдь, - сказал я. - Как раз к нашему случаю легче  всего  приложить
эту гипотезу. Человек, который откажется  использовать  идею  плагиата,  и
будет ее автором. Круг замкнется.
   На мгновение в глазах его  мелькнула  искорка  испуга,  но  он  тут  же
улыбнулся:
   - Дурака валяете, да? Вы же мне не верите.
   - Конечно, не верю. Где ваша инопланетная повесть?
   - У Рогалевского, - быстро  ответил  он.  -  Скоро  выйдет  в  "Молодой
гвардии".
   - Ну вот, - проговорил я с издевкой, - а  я-то  надеялся  поглядеть  на
рукопись, отпечатанную инопланетными пальцами. Или чем он  там  печатал  -
псевдоподиями?
   - Бросьте, - сказал он. - Конечно, рукопись - не доказательство. Книжка
- доказательство. Но она у меня дома, в Харькове. Так что уж и не  знаю...
Э-э-э! - он вдруг невероятно обрадовался. -  У  меня  же  с  собой  письмо
Рогалевского!
   Вот это уже было интересно. И особенно интересно  потому,  что  в  моем
сборнике был автограф знаменитого  фантаста.  Я  мог  сличить  почерки,  а
Ветров не знал об этом.
   Он лихорадочно рылся в своих карманах и все мрачнел  и  мрачнел.  Потом
перерыл чемодан и небольшую дорожную сумку, и бормотал себе под нос:  "Где
же оно? Куда же оно пропало?", и был огорчен не на шутку, и все  это  было
так натурально, что трудно было не поверить.
   Но я не поверил ему.
   Утром он сошел в Харькове.  У  меня  появились  новые  соседи.  С  ними
разговор не клеился, и весь день я читал  Рогалевского.  Шикарные  у  него
все-таки рассказы. А я, когда читаю хорошую литературу, всегда  неудержимо
хочу писать сам. И мне явилась идея написать о моем странном  попутчике  и
попросить Ерохина напечатать это как свое, и я сидел и думал, как  здорово
все получится, а за окном уже было море, и летняя голубизна неба, и пальмы
вдоль шоссе, и в открытом настежь купе гулял свежий, но  теплый  ветер,  и
поезд приехал в Адлер.

   Послесловие Алексея Ерохина

   Когда я уже подготовил к печати этот рассказ, я вдруг понял, что  мы  с
Трубицыным невольно стали очередным звеном той бесконечной цепи, очередным
листом  той  капусты  без  кочерыжки.  И  стало  страшно,  словно   чья-то
гигантская незримая рука, ведомая чужой непреклонной волей, направила меня
не по мной избранному пути. Признаюсь, я не  сразу  сумел  отмахнуться  от
этого навязчивого, хотя и нелепого кошмара. Но потом все же взял рассказ и
отнес в редакцию.

   Послесловие Анта Скаландиса

   Рассказ, который вы только что прочли, написан  инженером  Константином
Мушкиным из города Урюпинска. Константин  попросил  меня  пристроить  этот
опус где-нибудь в Москве. Условий он не оговаривал,  и  я  счел  возможным
переписать его и напечатать как свой. Однако ведь  я  упомянул  и  фамилию
автора, более того весь гонорар я отправляю ему. Поэтому мне кажется,  что
я как раз тот человек, который отказался от использования идеи плагиата, и
значит, по замыслу (смотри выше) являюсь ее автором.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:32 GMT










Проект Либмонстра, партнеры БЦБ - Украинская цифровая библиотека и Либмонстр Россия

https://database.library.by