Александр Сидоров. Стихи


     © Copyright Александр Сидоров
     Email: zhiganets@mail.ru
     Date: 04 Dec 2000


Два слова об авторе

     Александр Сидоров, 1956 г/р. Журналист, переводчик, 8.863-2. - 33-43-75


КИСМЕТ

     Вам держали "пушку" у лба?
     Не сподобились? Ну и хрен с ним...
     По-татарски кисмет - судьба.
     Или, может быть, по-турецки.

     Хочешь верь, а хочешь не верь -
     Видишь сам, я мужик не хилый, -
     Но когда распахнул он дверь -
     Шибанула плесень могилы.

     А в руке у него - "макар",
     А с лица он - мертвяк зеленый...
     "Я тебя, - говорит, - искал,
     Помнишь, тварь, - говорит, - Алену?"

     Палец пляшет на спуске - мрак!
     Мандражирует в ритме вальса...
     Я же с нею не спал, дурак, -
     Ну вот разве что - целовался,

     Ну, слезу ее стер рукой,
     Прикоснулся к ресницам длинным...
     Так за что же ты, рог тупой,
     В лоб мне хочешь влепить маслину?!

     Ведь она ж была, как в раю,
     Вдалеке от тебя, падлюки!
     Приласкал я жену твою
     За ее великие муки,

     Да за плач ее дотемна,
     Да за жизнь, что ее пинала,
     За любовь, которой она
     Крылья белые обкорнала.

     А его корежит, волка/,
     От обиды, бешенства, срама!
     А в глазах у меня - тоска.
     Только страху нету. Ни грамма.

     Помирать, конечно, не мед,
     Но ни жути нет, ни озноба.
     Любопытно - когда ж нажмет?
     Да и то сказать - не особо.

     Чую в теле легкий напряг
     От веселого ожиданья!..
     Вдруг гляжу: возникло в дверях
     Удивительное созданье.

     Как вошла за ним она вслед -
     Поперхнулась в часах кукушка;
     Тут ее и признал я - Смерть.
     Пропадай, моя черепушка...

     Ты видал ее - так на так?
     Ничего, братан, поправимо.
     Неспроста, родной, неспроста
     К ней ползем по горло в крови мы.

     Это все брехня, что коса,
     Что черны глазницы пустые:
     Золотые у нее волоса,
     И глаза у ней - золотые!

     Как же, смертушка, ты нежна,
     Как же бабы живые грубы!
     Тянет руки ко мне она,
     Раскрывает влажные губы,

     Колокольцы ее звенят,
     И маня/т они, и ласкают...
     И я понял, что жизнь - херня.
     Хоть хорошая, хоть какая.

     Что в той жизни? Пьянки с блядьми
     Да мытаришь душу за гро/ши...
     Жми, шепчу ему, падло, жми!
     Что ж ты тянешь, такой хороший?

     Светлый, радостный я сижу -
     Бей бродягу хоть в лоб, хоть в спину!
     ...Не хватило псу куражу,
     Опустил он свою волыну.

     Дальше просто: зашли в кабак,
     Накатили мы с ним "Пшеничной".
     Он хотя на дух и слабак,
     Но по жизни - мужик приличный.

     Только мне - какие понты/?
     Не от водки мне стало жарко:
     Захмелел я от красоты,
     Для которой жизни - не жалко!

     Симпатичная баба - Смерть,
     Особливо с доставкой на дом...
     Есть такое слово - кисмет.
     Ну, да вам объяснять не надо.



ОДА КИРПИЧУ
     И будет собственных Платонов
     И быстрых разумом Невтонов
     Российская земля рождать.
     Михайла Ломоносов

     ....

     Вот с крыши падает кирпич
     И пролетает мимо окон.
     А за окном - какой-то хрыч,
     Он в плед завернут, будто в кокон,
     А ниже - девушка в окне,
     Она нормальна (не вполне,
     Поскольку бьется лбом о раму),
     А ниже - папа душит маму,
     А дальше - желтый человек
     Терзает черствый чебурек,
     И, несмотря на гепатит,
     Имеет зверский аппетит...

     И все-таки кирпич - летит!

     А что за дело кирпичу?
     Ему - лечу, куда хочу!
     А почему бы не хотеть?
     А почему бы не лететь?
     Летят сорока и баклан,
     Граната и аэроплан,
     Летит комар - и даже два,
     Летит в корзину голова,
     И над Парижем поутру/
     Летит фанера по ветру/,
     Летят в квартире пробки - трах! -
     И в темноте вползает страх...

     Но наш кирпич - про то и спич -
     Цивилизованный кирпич.
     Передовому кирпичу
     Любое дело по плечу,
     Любое тело - по башке!
     Вот он уже вошел в пике,
     Хрясь! - "мама!" - слышен чей-то стон...
     Должно быть, это был Ньютон.
     Его кудрявый паричок
     Слегка попортил кирпичок.
     Исак, братишка, не взыщи:
     Такая фрукта - кирпищи.
     Оне, конечно, не ранет, -
     Но тоже крепко долбанет.
     Летят оне,
     Поют оне,
     И бьют оне
     По Ньютоне!
     Что ни удар - открытие,
     Открытие - и вскрытие.

     Исак, ну ты же не ишак,
     Ну это ж прогрессивный шаг!
     Ведь без посредства кирпичи/н
     Ты не узрел бы связь причин.
     Враги используют ренклод?
     Так с кирпича - крупней приплод!
     Конечно, он слегка не в тон -
     Но ты ж наш, собственный Невтон!

     О Русь! бурля и клокоча,
     Твой гений просит кирпича...

МУХА

     Пусть я не похож на плейбоя
     И в смысле мозгов - не мыслитель,
     И крепко обижен судьбою
     Облезлый мой ангел-хранитель,

     Ни голоса нет и ни слуха,
     Не признан я русским народом -
     Но жизнь, как позорная муха,
     Кружит над моим бутербродом.

     Глядит на колбасные глади,
     Взирает на пайку ржаную,
     Все жаждет урвать и обгадить,
     И вытоптать душу больную!

     Гудит надо мною, скотина,
     Как ядерный бомбардировщик,
     Летит, как народ Палестины
     На легкий еврейский погромчик.

     И горько мне как-то подспудно:
     Зеленая и молодая,
     Довольна ты, сука, паскудно
     Сиротский кусок объедая?!

     И понял я (правда, не сразу)
     Без книг, без конспектов, без лекций:
     Жизнь - это источник заразы,
     Разносчик коварных инфекций.

     Но все я терплю, чуманею,
     Хоть муха меня доконала -
     Нет силы гоняться за нею
     С потрепанным старым журналом...

     июнь 1999


РВАНЫЕ ПРОСТЫНИ

     Господи, прости ее, красивую -
     за мужчин, что взглядами насилуют
     и пускают слюни похотливые;

     Господи, прости ее, счастливую
     и далекую от наших дел греховных,
     за убогих, жалких и психованных
     наших женщин с лицами плаксивыми -
     тоже бывших некогда красивыми,
     но измятых жизнью проклятущею;

     Господи, прости ее, цветущую,
     с влажным взглядом, бархатною кожею,
     на земных красавиц непохожую,
     за морщины, шрамы и оплывшие
     щеки, о румянце позабывшие,
     за кривых, горбатых и юродивых
     и за всех, что выглядят навроде их,
     за ожоги на душе и коже
     ты прости ей, всемогущий Боже.

     Господи, прости ее, любимую:
     бьет она, как белку в глаз дробиною
     лупит сибиряк - без сожаления;
     перед нею грохнусь на колени я,
     хлынут горлом горькие признания -
     и скончаюсь, не придя в сознание.
     А она, воздушная и нежная,
     примет эту смерть, как неизбежное,
     только хмыкнет: эк беднягу скорчило -
     хорошо хоть, шкурка не попорчена;
     томным взором под ноги уставится...
     Господи! прости ее, красавицу.


САПОГ

     Филозофская поэма

     Сане Климову
     и его босоногой душе

     Такой больной и пристальный САПОГ.
     Такой большой и пристальный - как БОГ.
     Такой огромный, в небо вознесен,
     Сурово тень отбросил он на все,
     Что распростерто перед ним внизу:
     На спичку, на бычок, на стрекозу,
     Чей жалкий труп пылится на боку, -
     И на тебя, задравшего башку.

     Он - Бог,
     а ты убог
     и насеком.
     Зачем же взор твой давит косяком
     Орнамент на подошве вышины?
     Зачем зрачки в Сапог устремлены?
     Ведь в секторе обзора не узреть
     Не то чтоб всю, не то чтоб даже треть -
     Серпа гвоздей на каблуке ступни...
     Эй, клоп, оцепенение стряхни!
     Разуй осоловелые глаза:
     Сапог все ближе! Цель - не стрекоза,
     Не спичка, не бычок и не сучок -
     Сапог несется на тебя, сучок!
     Еще одно мгновенье - и хорош:
     Впечатает в асфальт едрену вошь!
     Остановись, мгновенье! нет, скользит...
     Сапог неотвратим, как Немезид
     (Ну, Немезида; только не могу
     Я женщину приставить к Сапогу).

     Есть уравненье жертвы и ловца:
     Стремнины и упорного гребца,
     Пучины и усталого гребца,
     Распахнутого люка и слепца...
     Ты обречен быть жертвой Сапога:
     Как жертвой потепления - снега/,
     Как жертвою прибоя - берега,
     Как жертвою изюбра - кабарга,
     Как жертвою портфеля - крокодил...
     Но чем ты Сапогу не угодил?
     Почто его всевышняя пята
     Ничтожным насекомцем занята?
     Ведь с грозной пятки на носок тупой
     Ступает он проторенной тропой
     Куда-то по неведомым делам
     И мимоходом разгребает хлам -
     В других пространствах и иных мирах;
     Мы для него не более чем прах.
     Одно растолковать тебе могу:
     Ничто, видать, не чуждо Сапогу.
     Когда-то и его надменный топ
     Привычке вечной изменяет, чтоб
     В низах не забывала мелюзга
     Недреманное око Сапога.

     Как с грохотом обрушилась плита -
     Так с хохотом обрушилась пята
     На спичку, на бычок, на шелуху -
     Но промахнулось То, что наверху!
     Но насекомец выскользнул - и жив,
     К тому же нецензурно обложив
     Сапожий образ - с тылу и с лица,
     И мать Сапожью, и его отца,
     Возвел семиэтажную хулу
     На стельку, голенище и каблук,
     Обматерил подметку, крем и хром -
     И тем навлек Сапожий гнев и гром!
     И содрогнулась грешная земля!
     Но в этот раз, завидев издаля
     Огромную и темную стопу,
     Летящую к презренному клопу, -
     Ты отскочил подальше от греха
     (Так отскочила от Левши блоха,
     И прежде чем опять ее поймать,
     Не раз он тоже вспомнил чью-то мать).
     И вновь с небес обрушился удар!
     Но лишь асфальт отчасти пострадал,
     Стальной подметки повторив изгиб...

     Несчастный! для чего ты не погиб?!
     Зачем ты нажил страшного врага
     В сияющем обличье Сапога?
     Сапог забыл про все свои дела,
     Он зрит не насекомца, а козла!
     Пусть даже отпущенья, но - козла
     И воплощенье мирового зла!
     Ты воплощаешь мерзость и порок
     Уж тем, что бо/рзо скачешь между строк!
     Уж тем, что скачешь, блошка, охренев,
     И, невзирая на Сапожен гнев,
     По-прежнему вдыхаешь кислород,
     Чем подстрекаешь вшивый свой народ.
     Сапог все хлоп да топ, все топ - да в пот,
     А у него полно других хлопот!
     Мне жаль тебя, и я тебе ору:
     Ныряй в свою нору, в свою дыру,
     Где безопасно, тихо и темно,
     Где Сапогам топтаться не дано!

     Ну вот и все. Ну вот и хорошо.
     Сапог погромыхал - и прочь ушел.
     Ведь каждая минута дорога
     Для этого большого Сапога,
     Весь день его расписан - от и до...
     Но он запомнил, где твое гнездо.
     Где норка. Где невзрачный бугорок.
     Сапог вернется. Он суров и строг.





СВЕТСКИЙ РАЗГОВОР

     Сегодня я печален - се ля ви,
     А вы стоите в царственном сиянье;
     Графиня, объяснитесь мне в любви!
     Вы ж видите, что я - не в состоянье.

     Сияют зеркала, скользит паркет,
     И, нежно лобызая ваши ручки,
     Я вас молю, забывши этикет:
     Займите мне червонец до получки!

     В груди пылает раскаленный шар -
     О как порой беспомощны внутри мы!
     Графиня! воспаленная душа
     Рыдает без бургундского и "Примы".

     Мой друг, к чему истерика и мат?
     Зачем глаза полны печальной влаги?
     Смените свой замызганный халат:
     Я все-таки в мундире и при шпаге!

     И пожалейте вашего раба,
     Оставим разговор смешной и старый;
     Мне завтра в бой! опять зовет труба
     В гасконский полк - грузить пустую тару.

     Что значит ваше "на хрен"? Кес кесе?
     В присутствии инфанты и придворных!..
     Я не встречал сих слов ни у Мюссе,
     Ни в Лувре, ни в общественных уборных.

     Ну да, меня изрядно развезло:
     Должно быть, выпил много шоколада...
     Паррдон! На гобелены Фонтен...бллло!
     Я вытру, ма пароль... Ой, блин! не надо!


ЧЕРНЫЙ БЛЮЗ

     Саше Егорову - пароходу
     и паровозу

     Ребята, готовы? Все о,кей? Поехали! Играем блюз.

     Играем блюз.
     Мы играем блюз,
     мы взрываем шлюз,
     и тяжкий груз
     срывается вниз,
     в эту сонную срань!..
     Ай,м сорри, мисс,
     это вовсе не брань -
     это джаз, бэби, джаз,
     это джаз на раз,
     два,
     три,
     фо,
     файв,
     это черный кайф...
     Это не слушают, бэби,
     это надо ловить - лови!
     Торчи и плыви.

     Леди и джентльмены, минуточку внимания, -
     наш трубач!
     Он славный парень,
     правда, большой трепач,
     а кто из нас не трепач, джентльмены?
     пусть первый бросит в меня башмак!
     Зато играет он - просто смак,
     чтоб мне стать белым,
     если это не так.
     Глядите, как дует -
     пыхтит на износ!
     Так простим же ему
     словесный понос;
     ставлю бакс против ста -
     на Страшном Суде
     сам Господь позволит ему подудеть
     в эту старую,
     мятую,
     зачмоканную трубу -
     чтобы все мертвецы
     перевернулись в гробу!

     Мэм, это не припадочный,
     это наш пианист -
     у него просто такая манера.
     Страшный парень, мэм,
     почти коммунист:
     в прошлом году в "Плейбое"
     видел фото
     живого
     русского
     пионера!
     Клавиши выбивает, как зубы, -
     во черномазый дает!
     Бывший профи,
     на ринге откалывал не такое...
     Когда он в ударе, лучше не подходи -
     убьет!
     Эй, малый,
     оставь инструмент в покое!
     Я кому сказал - брэк!
     Делай рэгг!
     Шевели пальцами, парень,
     у тебя что, паралич,
     или руки с перепою
     начинают труситься?
     Тогда купи балалайку
     на Брайтон-Бич
     и играй цыганские песни
     для нью-йоркских таксистов!

     Не слышу ударных!
     Что? Нет, я не могу:
     сопляк, заткни себе в рот
     баббл-гум!
     Где ты видишь ударника -
     чтоб мне удавиться?
     Ты еще скажи,
     что моя Салли - девица,
     а ее попка - белее, чем мел!
     Да ты знаешь, как я ее имел?!
     Вот если б он так
     вам свой ритм отбивал,
     вы бы лежали здесь все
     вповал!

     Девочка,
     не падай в обморок
     от экстаза:
     я бы лучше сыграл
     на бачке унитаза!
     Парень трижды судился
     за многоженство -
     а в нем нет ни гонора,
     ни пижонства!
     Ну, пошел,
     пошел,
     поехал,
     а теперь по тарелкам - хрясь!..
     Нет, это не черный:
     его просто в детстве
     уронили в грязь.
     Ты этими палочками
     стучишь или кушаешь -
     я не врублюсь?
     Не понял... Ах, да,
     это же не хэви-металл,
     это же - медленный блюз...

     Пардон, увлекся.
     Но все поправимо:
     видите негра
     с лицом херувима?
     Не похож? А ты что,
     пять минут как из рая?
     Зато он на саксе, как бог,
     играет!
     Гуталин,
     дай публике оторваться!
     Леди и джентльмены,
     только не надо оваций,
     это же не речь губернатора штата
     на открытии нового крематория -
     парень просто хочет
     попасть в историю
     как король негритянского джаза!
     Итак,
     вступаем в последнюю фазу.
     Вы чувствуете,
     какой раскованный импровиз?
     Этому не учат,
     это должно быть в крови!

     Ну, бразер,
     умой их всех,
     дай забойный финал! -

     Все люди делятся на масти:
     он - белый, ты - цветной
     (есть еще голубые, но это -
     вопрос уже иной),
     и ты не верь, что в раю
     нет различий и рас
     (а голубой, он вообще
     везде педераст),
     и когда ты отправишься
     в мир иной,
     не надейся на крылышки
     за спиной:
     Господь - не дальтоник,
     и в свой черед
     он без труда твою масть
     разберет,
     он скажет: "Ниггер,
     да ты вконец опупел?!
     Здесь не место
     всякой цветной шантрапе!"
     А я не обижусь,
     я не удивлюсь,
     я просто спою ему
     черный блюз:
     "Ооо, черный блюз,
     дверь, Господь, запирай,
     ооо, черный блюз,
     мне не нужен твой рай,
     ооо, я утрусь,
     уберусь
     и обратно уже не припрусь -
     что же плачешь ты, Боже,
     почему подпеваешь
     мой про/клятый блюз,
     черный блюз, ооо"...

     Блэк блюз,
     джентльмены, -
     блэк-блюз-бойз!








ФЕВРАЛЬ

     Январь лубочною иконою
     Сиял над зимними дворами,
     Размалевал стекло оконное,
     Как богомаз - алтарь во храме.

     Дремала мирно сказка белая -
     Мол, сами спим - и вам желаем...
     Но вдруг, как псина ошалелая,
     Влетел февраль - с веселым лаем,

     С лавиной снега, шквалом ветра -
     Катись-ка кубарем, прохожий! -
     И с непосредственностью сеттера,
     Который навалил в прихожей.

     А мне казалась жизнь - малиною,
     Негаженным листом блокнота...
     Февраль, ну что ж ты, рожа псиная,
     Зачем же ты меня в говно-то?!

     Гляди, чего накуролесила
     Пурга на святочной картине:
     Тебя бы, брат, за это месиво
     Арапником - да по хребтине!

     Февраль - животное не гордое:
     Скулит и просит о пардоне,
     Своей холодной, глупой мордою
     Мне робко тычется в ладони,

     Ничем февраль не отличается
     От прочей бессловесной псины;
     Все в этом мире приручается...
     И это - непереносимо.


Когда приходят холода...


     Когда
     приходят холода,
     не то чтоб хочется рыда-
     ниями отогреть свою
     озябнувшую душу ю-
     ную, что, телу не в пример,
     способна не поддаться мер-
     зостям и не стареть, -
     а просто наконец-то предъ-
     явить законные права
     на должность, неизменно ва-
     кантную (поскольку во-
     круг достойных - никого) -
     истопника надежд своих;
     не говорите только - них-
     т ферштейн; скажите "объясни";
     а это значит - все, что сни-
     лось - но не в кошмарных снах,
     а в тех, где ейде гуте нах-
     т на нас веселый пестрый сор
     швыряет сверху щедрой гор-
     стью, как сеятель зерно, -
     в беспутных грезах этих но-
     чей, которые даря/т
     шампань, музы/ку и наряд-
     ных девиц, умеющих легко
     и просто нам отдаться в по-
     коях, где полно зеркал,
     терзая нашу плоть, закал-
     ку прошедшую в огне
     безумной страсти, пылкой не-
     жности - но в этот раз
     она мучительней гораз-
     до бьется, стонет и кричит,
     взмывая в умопомрачит-
     ельную высь небес
     и тут же вдруг срываясь в без-
     дну (и несть сей бездне дна) -
     так вот, все то, что только с на-
     ми творят такие сны,
     навеки хочется отны-
     не развеять в пух и прах;
     а если очень тошно - трах-
     нуть не во сне, а наяву;
     как говорят французы - ву
     компрене? но вот в чем соль:
     кого придется нам исполь-
     зовать на отогрев души?
     смазливых, ярких и души-
     стых - и длинноногих - дев,
     которые не прочь, раздев-
     шись, к нам нырнуть в кровать,
     вы, словно сорок тысяч брать-
     ев (как говаривал Гамле/т),
     любить не сможете, а след-
     ственно, на кой же ляд
     душе потребно это бляд-
     ство? она, как и во сне,
     погребена обледене-
     вши... впрочем, к черту вши:
     я, истопник своей души,
     к ней тихи спичку подношу -
     майн готт, какой же будет шу-
     хер....



Фемина, не дышите на свечу...
     Фемина, не дышите на свечу,
     Не хлопайте глазами на поэта;
     Послушайте сюда: я вас хочу...
     Не торопитесь, я же не про это.

     Я вас хочу спросить как на духу:
     Кто я для вас, смешной и нелюдимый?
     Как говорят французы - ху есть ху?
     Не бойтесь, это - непереводимо.

     Я к вам явился из волшебных снов,
     Шикарный в меру сил, как Слава Зайцев,
     Здоровый, как Порфирий Иванов,
     Задолбанный судьбой, как сто китайцев.

     И презирая кукольных Пьеро,
     Привыкших сердцем тряпочным швыряться, -
     Я настежь распахнул свое нутро
     И предложил вам в нем поковыряться.

     Я ненормален - есть такой грешок,
     Не раз на этом пойман был с поличным.
     Я знаю, что любить - нехорошо.
     Скажу вам больше - даже неприлично.

     И вас пугает мой нелепый вид,
     Нелепые слова нелепой страсти...
     Но кто же знал, что вас слегка стошнит,
     Когда я распахну вам душу настежь?

     Не склеилось у нас, и нечем крыть;
     Мы с вами разной масти и покроя.
     Позвольте трубку мира докурить,
     И я топор любви навек зарою,

     И грудь свою, как гроб, заколочу:
     Душа сгнила, поэзия - протухла...
     Фемина, не дышите на свечу:
     Она давным-давно уже потухла.

     Март 1999 г.


МАМОНТ

     Не плачь, соловушко, по мне,
     Не лезь мне в душу с певчим хламом ты:
     В моей безрадостной стране
     Поэты вымерли, как мамонты.

     И лбы безбожные крестя,
     Доисторических следов ища,
     Народ гуляет по костям
     Полуистлевшего чудовища.

     Но не разбудишь мертвеца,
     И не услышат хамы хмурые,
     Как полутонные сердца
     Гудели под звериной шкурою.

     А я вас все-таки люблю -
     Слепые, жалкие, калечные...
     Я - мамонт! Я еще трублю
     .......................

МУЗЫ
     Август. Зной. Торгуют арбузами.
     Цельсий в небо подбросил плюс.
     Со своими верными музами
     Не мычу я и не телюсь.

     Ну каких шедевров поэзии
     Дожидаться от этих муз?
     Загорать на крышу полезли,
     Уплетать медовый арбуз.

     К солнцу попки задрали голые -
     Ни фантазии, ни ума! -
     И плюют в беспечные головы
     Православных и басурман.

     Ни минуты от них покоя мне:
     Налетят, устроят погром,
     А потом срифмуют такое мне,
     Что ни в сказке и ни пером!

     С этой бешеной бабьей кликою,
     Чтим соседями как урод,
     Вряд ли что я создам великое,
     А скорее, наоборот -

     Не видать Нобелевской премии,
     Не носить лавровых венков...
     И убитый горем, в гареме я
     Горько плачу от их стишков.

     Лишь единое утешение
     В милых музах я нахожу;
     Но об этом, прошу прошшения,
     Никому я не расскажу.
     .........................

СТИХИ
     Стихи нисходят на коне крылатом:
     Плюх прямо с неба в блюдечко с салатом!
     Утрется ручкой, носиком шмыгнет -
     И что-нибудь ядреное загнет
     Про ночь, про страсть, про встречи тет-а-тет...
     Вдруг сверху снова что-то - шлеп в паштет!

     Я нахожу стихи невдалеке:
     За пазухой, в кармане, в кошельке,
     В носке, в стакане, в стеллаже меж книг;
     Куда ни плюнь - то таракан, то стих.

     Квартира, как психушка, как бедлам:
     Лопочут и топочут по столам,
     Дерутся и грызут карандаши,
     В тетрадях чертят рожи и шиши,
     Визжат и стонут, плачут и звенят -
     А я гоняю этих бесенят!

     Я с ними бился в шутку и всерьез,
     Я пробовал однажды дихлофос,
     Я их ловил и в баночку сажал,
     И даже мухобойкой угрожал.

     А все-таки я не могу без них;
     Мне кажется, я сам - всего лишь стих,
     Я сам упал с небес и вполз, как тать -
     Стонать и плакать, петь и хохотать.

     Давите кулаком и каблуком,
     Травите мышьяком и коньяком,
     И окунайте мордою в салат,
     И распинайте, как Христа Пилат -

     Я рифмою своей кровоточу
     И ничего другого не хочу...
     ....................................

СОНЕТ
     Нет, я умру не на больничной койке:
     Беспутный гражданин босяцкого района,
     Я повторю судьбу веселого Вийона -
     Меня уроют где-то на помойке.

     Я душу рвал, рыдал, в красивой стойке
     Рычал стихи со взором воспаленным -
     Чтоб в морге дуборезы утомленно
     Оттачивали курс шитья и кройки.

     Мой добрый друг, патологоанатом,
     Мы связаны с тобой одним канатом:
     Я сам любил возню в словесной требухе...

     К поэзии я полз, как змий к Олегу -
     Так помяни усопшего коллегу,
     Который помянул тебя в стихе.
     .......................

ОХОТА
     Утро рдеет ли в высях, небесная кровь ли
     истекает по куполу, звезды смывая...
     Восприяли начало звериные ловли,
     рвутся своры борзых, как орда кочевая.

     В захоронках кричальщики чутко застыли,
     гулко бьются сердца о кресты на гайтанах;
     забран лес отдаленный в тенета густые,
     и лихие охотники в красных кафтанах

     погоняют коней своих скорым побегом
     в направленье сетей, что искусно сокрыты;
     в топком поле осеннем, серебряным снегом
     поутру припорошенном, вязнут копыта.

     От веселой гоньбы хорониться напрасно
     в заповедном лесу легкоступным еленям:
     мечут стрелы наездники в дальность прекрасно,
     и, наждавши в размер, подсекают колени

     убегающим жертвам арканом змеистым;
     режет глотку секач, и на лезвии плоском
     луч багряный играет, и свита со свистом
     мчит к добыче, коней ожигая внахлестку.

     Пересвист удалой над полями несется,
     разлетается вширь над округою всею
     за окраины леса, где раннее солнце
     золотит чешуи превеликого змея.

     Дремлет змей, и тяжелые веки прикрыты,
     словно раковин створы; и в панцирь одеты,
     два змеиные зрака, как две маргариты,
     полыхают во тьме чрезъестественным светом.

     Звонкий посвист и лай, громкий хохот и кличи
     растревожили змея; навстречу восходу
     вскрылись веки, и ноздри, учуяв добычу,
     раздуваются... Змей начинает охоту.
     ............................


     Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?

     Николас Ленау

     Чего ты ищешь, Фауст, на вершинах?
     Ведь все на месте: в море острова,
     в мозгу туман, солдаты - при старшинах,
     кинжал - в спине... И в целом жизнь - права.

     Все козыря - при ней, а мелочь - в сносе,
     и ты опять остался в дураках.
     Нет в жизни счастья, Фауст, майн геноссе -
     но есть порядок в танковых войсках.

     Все как всегда: очередной Гертруде
     придется выпить свой стакан с вином;
     рождаются стихи, и умирают люди...
     В Багдаде все спокойно. В основном.
     ..........................

     Мир замер. Время кончилось. Пока
     секунд в резервуар не закачали -
     остановилась пуля у виска,
     застыли клочья пены на причале;

     недвижно в подворотне босячье -
     команда алкашей из высшей лиги;
     недвижим звук - свисает только "е"
     через губу у пьяного ханыги;

     окаменели юные тела
     в своем самозабвенье воспаленном:
     Она и Он, в чем мама родила,
     переплелись, как змей с Лаокооном.

     А жизнь - течет. Резервуар всосет
     горючее по самую макушку -
     и пуля хрупкий череп разнесет,
     и алкаши допьют свою чекушку,

     и, задрожав, любовники в огне
     насытят ненасытное желанье,
     и даже самодержец на коне
     пошевелит своею медной дланью,

     дождем обрушат птицы свой помет
     на шляпы граждан в Курске и Париже!..
     Никто и не заметит, не поймет,
     что время стало несколько пожиже.
     .....................................


РОСТОВ ДРЕМЛЕТ

     Как прибалдевшие буддисты
     в глубоком трансе -
     Ростов еще не пробудился,
     и не старайся
     в его шафрановые глюки
     с утра воткнуться;

     так в шапито - мелькают руки,
     мелькают блюдца,
     циркач жонглирует, колдует
     уже за гранью,
     и ничего не существует
     в его сознанье -
     ни мам, ни бабушек, ни внуков,
     ни дамы в ложе,
     ни слов, ни запахов, ни звуков -
     он приморожен,
     он как сомнамбула, как зомби,
     но вы не верьте:
     в нем скрыта жизнь - как скрыто в бомбе
     дыханье смерти,

     всего лишь пять минут в программе,
     за ним - коверный...
     Вот так и город мой утрами
     в себя повернут.

     Его безлюдные бульвары
     почти что мертвы;
     "шорк-шорк" - скребут о тротуары
     усердно метлы,

     чтоб избежать лихих наездов
     жильцов свирепых,
     бомж выползает из подъезда
     и чешет репу,
     "буль-буль" - раздавит свой фунфырик
     смурной бичара;
     и где-то вспыхнет свет в квартире,
     и дню начало...

     Раз ты по жизни ростовчанин,
     вставай с утра ты,
     и ты забудешь про печали
     и про утраты,
     и тишиною непривычной
     слегка прибитый,
     ты сам поймешь, как неприличны
     твои обиды,
     как много мелкого, пустого
     в душе лежало,
     как ты ничтожен без Ростова,
     смешон и жалок.

     Ну что ты, славный мой, за птица?
     Одно засранство.
     А город - все-таки частица -
     нет, часть! - пространства,

     а отрешенность - состоянье
     общенья с бездной;
     Ростов купается в сиянье
     любви небесной,
     как губка, впитывает ноты
     музы/ки райской...
     Не нарушай его дремоты.
     И не старайся.
     .............................

ГЕННАДИЮ ТЕРЕЩЕНКО

     Художник, нарисуй мою судьбу...
     Начни с того, что я лежу в гробу.
     Здесь реалистом прояви себя ты:
     пусть гроб несут суровые ребята
     и пусть один (но только не чрезмерно)
     чуть сморщится - должно быть, пахнет скверно.

     А дальше ты даешь уже наплывом:
     художник нарисуй меня счастливым.
     И рядом девушку красивую со мной -
     она потом была моей женой -,
     всю в белом и со свадебным кольцом,
     с открытым и приветливым лицом.
     Здесь будет нежный контур, легкий штрих:
     мне, мертвецу, приснился сон о них.

     Художник, мне ведь хочется немного;
     ты помнишь "Виноградники" Ван Гога?
     Я так же ярко в детстве видел мир...
     Изобрази мне детство, мон ами.
     Широкими, кричащими мазками
     дай руки, что тогда меня ласкали;
     с них благодать сходила, как в раю,
     на стриженую голову мою,
     и жизнь мне не казалась тяжела -
     я мало знал и малого желал.
     Блаженны те, кто жаждой не томим...
     Изобрази мне детство, мон ами.

     Плесни по центру красное пятно:
     несли по церкви красное вино,
     всех причащали Кровию Господней -
     но мой глоток не выпит посегодня.
     Вот он разлит растяпой на холсте,
     о том скорбит Распятый на кресте.
     Равви/, не надо, не о чем скорбеть:
     я все равно бы не помог себе.
     Я в жизни не/ пил крови и вина,
     за все грехи я заплачу/ сполна.
     Я заплачу за все, что пил, что не / пил,
     за все слова, что обратились в пепел,
     за свет в душе, что Богом был дарован
     и на стихи безбожно разворован.

     Теперь осталось самое простое:
     коттедж эпохи Позднего Застоя,
     счет в банке, яхта, белая "тойота"
     (чего еще забыли? а, бабье-то!),
     роскошный сад, бассейн, лазурь небес
     и гурии - в купальниках и без.
     Намалевал все это... попурри?
     Прекрасно. Плюнь теперь и разотри.
     Все, дорогой, спасибо за труды.
     Да, не забудь! я умер молодым.
     .......................

     Ну вот, растаяла лучина,
     И все погасло вместе с нею...
     "О, не суди меня, мужчина,
     Прости меня - ведь ты сильнее!"

     Заплачет женщина красиво,
     Уйдет ли женщина надменно -
     Скажите женщине спасибо
     За все: за ложь и за измену,

     За то, что бьет без сожаленья,
     Без всяких скидок на ранимость,
     И не имеет представленья,
     Что боль для вас - необходимость.

     Душе без горестей легко ли?
     Чтоб ей дышать, нужны занозы:
     Неутихающие боли,
     Непросыхающие слезы.

     Спасибо женщине скажите,
     Простите женщине обиду -
     И, как чужепланетный житель,
     Вернитесь на свою орбиту.
     .........................

ЖЕМЧУЖИНЫ
     Я когда-то сеял любовь
     И на суше, и на воде,
     Не боялся каменных лбов,
     Но боялся каменных дев,

     Потому что каменным лбам
     Можно сходу - и между рог!
     Ну, а против каменных дам
     Кто я есть? Повелитель блох.

     Но я бился в сердца их зло,
     Словно муха бьется в окно, -
     И порой дрожало стекло,
     Разлеталось с треском оно!

     Где вы, девы? Груда камней...
     А в сердцах - шторма бушевали!
     Там, в пучине, на самом дне,
     Жемчуг раковины скрывали.

     О жестокий мой интерес,
     Баловство мое молодое:
     Что мне хрупких раковин треск,
     Если бусинки - на ладони?

     Я любил такую игру,
     И скорлупки лихо хрустели:
     Смерть, она красна на миру,
     А любовь красна - на постели!

     А любовь - как ледовый пласт,
     Предназначенный ледоколу,
     А любовь - словно снежный наст,
     По которому бьют подковы,
     А любовь - как девятый вал
     И скорлупка под парусами!..
     Я жемчужин не воровал -
     Мне русалки бросали сами.

     Я в кругу серафимов пел,
     Я в небесных волнах плескался!
     Только жемчуг мой потускнел
     И нектар любви - расплескался.

     Отзвенела моя казна,
     Отпорхали мои серафимы...
     Но опять приходит весна,
     И мне хочется быть любимым!

     И ползу я в свою нору,
     Бьюсь во сне и вздыхаю тяжко...
     И, наверное, я умру,
     В кулаке сжимая стекляшку.
     ..........................

Last-modified: Mon, 04 Dec 2000 19:43:28 GMT










Проект Либмонстра, партнеры БЦБ - Украинская цифровая библиотека и Либмонстр Россия

https://database.library.by