Спрэг Де Камп. Конан-воин




     После событий, перечисленных в повести "По ту сторону Черной Реки", в
книге  "Конан-воин"  Конан  быстро  возвышается  в  Аквилонской  армии.  В
качестве генерала он разбивает пиктов в большой  битве  при  Велитриуме  и
кладет конец заговору. После этого он  возвращается  в  столицу  Тарантию,
чтобы там его чествовали как героя. Однако там  его  появление  возбуждает
недоверие и ревность испорченного и  безрассудного  короля  Нумедидеса.  В
вино Конана добавляют снотворное и,  оглушенного,  его  тащат  в  железную
башню, где его держат в плену и приговаривают к  смерти.  Но  у  северного
варвара в Аквилонии есть не только враги. Его друзья помогают ему бежать и
дают  ему  хорошего  коня  и  крепкий  меч.  Вернувшись  на  границу,   он
обнаруживает, что его боссонские отряды рассеяны по всей стране, а за  его
голову назначена цена. Он переплывает  Реку  Гром  и  через  мрачные  леса
Страны пиктов пробираетоя к отдаленному океану.



ГЛАВА 1. РАСКРАШЕННЫЕ

     Только что поляна была пуста, а  теперь  на  ее  краю  возле  густого
кустарника стоял мужчина, напрягая все свои органы чувств и  контроля.  Ни
один звук не предупредил о его появлении, но птицы,  греющиеся  на  теплом
солнечном свете, перепугались его внезапного возникновения  и  возбужденно
галдящей стаей суетливо взмыли вверх.  Мужчина  наморщил  лоб  и  поспешно
оглянулся назад, откуда он только что пришел, испугавшись, что  охваченные
паникой птицы могут выдать его присутствие. Потом  он  осторожными  шагами
пересек поляну.
     Несмотря  на  свою  огромную,  мощную  фигуру,  мужчина  двигался   с
уверенной гибкостью леопарда. Кроме набедренной повязки на его бедрах,  на
нем  больше  ничего  не  было.  Его  кожу  покрывали  следы   царапин   от
прикосновения к  колючкам  и  грязь.  Его  мускулистая  правая  рука  была
перевязана коричневой, заскорузлой тряпицей, Лицо под растрепанной  гривой
черных волос выражало напряжение и утомленность, а его глаза горели как  у
раненого дикого  волка.  Быстро  спеша  по  узкой  тропинке,  пересекающей
поляну, он немного прихрамывал.
     Пройдя примерно половину пути, он внезапно остановился, и мягко,  как
кошка, оглянулся назад, услышав позади  себя  в  чаще  леса  пронзительный
крик. Крик звучал словно завывание волка, но он знал,  что  это  не  волк,
потому что он был киммерийцем, и узнавал голоса леса,  как  цивилизованный
человек умеет распознавать голоса своих друзей.
     Ярость  сверкнула  в  его  налитых  кровью  глазах,  когда  он  снова
повернулся и побежал дальше по извилистой тропе, которая пролегала по краю
поляны, мимо густого, пышно заполнившего все пространство между деревьями,
кустарника. Между ним и тропой  лежал  глубоко  погрузившийся  в  покрытую
травой землю покореженный ствол дерева. Увидев его, киммериец  остановился
и оглянулся назад, через поляну. Неопытный взгляд, нетренированный глаз не
заметил бы здесь никаких признаков того, что здесь только  что  проходили.
Однако для его, хорошо знакомых с дикой природой глаз следы эти были четко
видны. И  он  знал,  что  его  преследователи  тоже  без  труда  прочитают
оставленный им след. Он беззвучно зарычал, как  загнанный  зверь,  готовый
вступить в отчаянную борьбу не на жизнь, а на смерть.
     Стремительно, и с подчеркнуто наигранной беспечностью, он  ступил  на
траву, притаптывая, тоже намеренно, тут  и  там  зеленые  стебли.  Однако,
достигнув задней части ствола, он вспрыгнул на него,  повернулся  и  легко
побежал назад. Коры на стволе давно уже не было, и на голой  древесине  не
оставалось никаких следов. Никакой, даже самый  острый  глаз  не  смог  бы
различить, что этот человек вернулся назад. Добравшись до  самого  густого
кустарника, он, подобно тени, скользнул в заросли и исчез в  чаще,  Позади
него не шевельнулся ни один листок.
     Время тянулось очень медленно. Серые белки снова беззаботно  занялись
своими делами на деревьях,  а  потом  внезапно  притихнув,  попрятались  в
ветвях. На поляну снова кто-то  вышел,  двигаясь  также  бесшумно,  как  и
киммериец. Появились трое мужчин. Они были  темнокожими,  приземистыми,  с
мускулистой грудью  и  сильными  руками.  На  них  были  расшитые  бисером
набедренные повязки, а в их черных волосах были воткнуты  перья  орла.  Их
тела были разрисованы сложными узорами, а  в  руках  у  них  было  обычное
оружие, изготовленное из кованой меди.
     Они осторожно оглядели поляну, потом, готовые  к  внезапному  прыжку,
двигаясь вплотную друг к другу,  пригнувшись  словно  леопарды,  вышли  из
кустарника и нагнулись над тропой. Они  передвигались  по  следу,  который
оставил за собой киммериец. И это было непросто даже для  легавой  собаки,
Они  медленно  крались  вдоль  поляны.  Тут  первый   из   преследователей
остановился,  что-то  пробормотал  и  указал  своим   копьем   с   широким
наконечником на примятую  зелень  травы  в  том  месте,  где  тропа  вновь
сворачивала в лес. Его товарищи тот час же замерли, и  их  глаза-бисеринки
стали жадно обшаривать плотную стену леса. Но их жертва спряталась хорошо.
Наконец они снова тронулись в путь, на этот раз быстрее, чем  прежде.  Они
шли по слабым, едва заметным следам которые, казалось, показывали, что  их
жертва от усталости и отчаяния стала неосторожной.
     Едва они миновали то место, где тропа совсем близко подходила к  чаще
буйных кустов, как киммериец  бесшумно  выпрыгнул  откуда-то  позади  них,
крепко сжимая оружие, которое он  вытащил  из-за  набедренной  повязки:  в
левой руке кинжал с длинным отточенным медным лезвием и с секирой с медной
рубящей частью -  в  правой.  Нападение  было  настолько  стремительным  и
неожиданным, что у идущего последним пикта не оставалось никаких шансов на
спасение, когда киммериец безжалостно вонзил  ему  кинжал  между  лопаток.
Клинок вошел в сердце прежде, чем пикт  вообще  понял,  что  он  подвергся
нападению.
     Оба других пикта обернулись с быстротой  моментально  захлопывающейся
ловушки, однако за это время киммериец успел вытащить кинжал из тела своей
первой жертвы и замахнулся правой  рукой  с  зажатой  в  ней  смертоносной
секирой. Второй пикт повернулся, когда секира взвилась вверх и  обрушилась
на него, расколов ему череп.
     Оставшийся в  живых  пикт-предводитель  схватил  алое  медное  острие
своего орлиного пера и с невероятной быстротой  напал  на  киммерийца.  Он
бросил острие в грудь киммерийца,  когда  тот  вырывал  секиру  из  головы
убитого. Киммериец умело воспользовался своим недюжинным умением  и  умом,
равно как и оружием  в  каждой  своей  руке.  Обрушившаяся  на  последнего
противника секира отбросила острие врага в сторону, а кинжал в  его  левой
руке распорол раскрашенный живот снизу доверху.
     Сломавшись пополам и истекая кровью пикт издал ужасный вопль. Это  не
был крик страха  или  боли,  это  пронзительно  звучал  крик  удивления  и
звериной ярости. Дикий вой множества глоток ответил ему издалека к востоку
от поляны. Киммериец пригнулся, как загнанный волк с оскаленными зубами, и
смахнул пот с лица. Из-под повязки на его  левой  руке  противно  сочилась
кровь.
     Сдавленно бормоча неразборчивые проклятия, он  развернулся  и  быстро
побежал на запад. Он больше не старался скрыть свои следы, однако бежал со
всей  быстротой  своих  длинных  ног,  черпая  силы  из  глубокого,  почти
неистощимого  резервуара  своей  выдержки   и   выносливости,   что   было
компенсацией, данной природой за его  варварский  образ  жизни.  Некоторое
время позади него сохранялась тишина,  потом  с  того  места,  которое  он
совсем недавно покинул, раздались резкие, демонические  вопли.  Итак,  его
преследователи обнаружили убитых. Впрочем, киммерийцу не хватало  дыхания,
чтобы проклинать кровь, капающую из вновь открывшейся раны, и  оставляющую
позади него четко различимый след, который мог бы прочесть и  ребенок.  Он
надеялся, что эти  три  пикта  были  последним  военным  отрядом,  который
преследовал его на протяжении вот уже сотни миль. И при этом он знал,  что
эти волки в человеческом образе никогда не оставляют кровавого следа.
     Теперь снова восстановилась тишина. Это означало, что  они  бегут  за
ним, а он не мог остановить кровь, которая выдавала его путь.
     Западный ветер бил его по лицу. Он нес с собой просоленную влагу. Это
удивило его. Он приближался к морю, значит  преследование  длится  намного
дольше, чем он думал.
     Однако скоро погоня приблизится к концу. Даже его  жизненная  сила  и
способность к выживанию, волчья способность,  истощались  от  непрерывного
напряжения. Дыхание с трудом вырывалось из его горла, в боку остро кололо.
Ноги его дрожали от усталости,  а  прихрамывающую  ногу  при  каждом  шаге
охватывала сильная боль, словно в ее сухожилия вонзали отточенный нож.  До
сих пор он следовал инстинкту дикаря, который  был  его  учителем;  каждый
нерв его и каждый его мускул изгибался от напряжения, и каждый  его  трюк,
усилие служил для  того,  что  бы  выжить.  Однако  теперь,  в  откровенно
бедственном положении, им овладел другой инстинкт; он искал  такое  место,
где он, прикрыв свою  спину,  мог  продать  собственную  жизнь  как  можно
дороже.
     Он не покинул тропу и  не  нырнул  в  спасительную  чащу  налево  или
направо. Он знал, что безнадежно  было  прятаться  от  жестоких  и  умелых
преследователей. Он бежал дальше и дальше, а кровь все сочилась; в ушах  у
него противно стучало, и каждый вздох вызывал  боль  в  пересохшем  горле.
Позади него раздался дикий вой. Это значило, что пикты уже почти наступают
ему на пятки и рассчитывают вскоре схватить беглеца. Как  голодные  волки,
они  теперь  каждый  свой  прыжок,  каждый   рывок   вперед   сопровождали
устрашающими воплями.
     Внезапно деревья кончились. Перед  ним  возвышалась  каменная  стена,
которая  отвесно  устремлялась  вверх.  Взгляд   налево,   затем   направо
подсказали ему, что здесь имеется только одна скала, которая, как каменная
башня, вздымается над лесом. В юности киммериец, подобно козам, карабкался
по скалам, лазил по горам у себя на родине. Быть может, будь он  в  лучшем
физическом состоянии, он смог бы преодолеть стену-препятствие, но сейчас у
него не было никаких шансов, с его ранениями  и  при  его  большой  потере
крови, проделать это. Он  не  взберется  выше  двенадцати  или  тринадцати
футов, прежде чем пикты выбегут из леса и пронзят его своими стрелами.
     Скала? Может быть, с  противоположной  стороны  она  менее  крутая  и
обрывистая.  Тропа,  ведущая  из  леса,  резко   сворачивала   направо   и
направлялась к скале. Он  торопливо  побежал  по  едва  заметной  в  траве
дорожке и увидел, что она ведет между кромками каменных глыб и расколотыми
камнями к широкому карнизу, находящемуся возле вершины базальтовой скалы.
     Этот уступ был не  более  худшим  местом,  чтобы  покончить  счеты  с
жизнью, чем какое-либо другое  место.  Мир  перед  его  глазами  заволокло
красной пеленой, однако он продолжал ковылять  вверх  по  тропе,  а  потом
опустился на колени и пополз на четвереньках, зажав кинжал между зубами.
     Он еще не достиг  выдающегося  вперед  выступа,  когда  около  сорока
раскрашенных пиктов-дикарей, завывая, словно койоты,  хаотично  столпились
вокруг скалы. Их рев возвысился до дьявольского крещендо, как  только  они
обнаружили его. Они бегали у подножья скалы, выпуская в беглеца стрелу  за
стрелой. Стрелы угрожающе разрезали  воздух  вокруг  киммерийца,  который,
невзирая на смертельно опасный  посвист,  упрямо  карабкался  вверх.  Одна
стрела с хрустом вонзилась в его икру. Не останавливаясь, он вырвал  ее  и
отбросил в сторону. На плохо нацеленные стрелы он не обращал внимания. Эти
стрелы разбивались,  высекая  искры,  о  камни  вокруг  него.  Он  яростно
перевалился через край базальтового карниза и обернулся. Он сжал  в  руках
кинжал и секиру и, лежа на каменной поверхности выступа, уставился вниз на
преследователей, беснующихся на площадке перед утесом. Видны  были  только
его черная грива и горящие глаза. Мощная грудь  его  быстро  вздымалась  и
опадала, когда он в жадными глотками втягивал в себя воздух, однако  потом
он  вынужден  был  крепко  сцепить  зубы,  чтобы  бороться  с  неотвратимо
подступившей дурнотой.
     Над головой просвистело еще несколько  стрел.  Отряд  преследователей
понял, что жертва остановилась и  затихла.  Пикты  легко  перепрыгивали  с
камня на камень, маневрируя у подножия скалы. Первым  крутой  части  утеса
достиг огромный и сильный воин, орлиные перья  которого  были  окрашены  и
указывали на то, что  это  был  вожак.  Он  положил  стрелу  на  тетиву  и
наполовину натянул ее, Он ненадолго задержался  внизу  у  начала  вьющейся
вверх крутой тропы. Потом он откинул  голову  и  приоткрыл  губы  в  диком
триумфальном крике. Но стрела эта так и не была выпущена. Вождь  застыл  в
неподвижности,  как  гранитная  статуя,  и  жажда  крови  в   его   черных
обезумевших глазах сменилась выражением испуганного удивления. С ревом  он
отпрянул  назад  и   далеко   вытянул   руки,   чтобы   остановить   своих
накатывающихся товарищей. Хотя киммериец на уступе слышал их беспорядочный
разговор, но он находился слишком высоко над толпой пиктов,  чтобы  понять
смысл выкрикиваемых вождем торопливых приказов.
     Во всяком  случае  всеобщий  воинственный  рев  внизу  смолк,  и  все
уставились вверх - но не на человека на каменном карнизе, а на скалу.  Без
дальнейшего промедления они ослабили тетивы своих луков и засунули  стрелы
в кожаные колчаны у себя на поясах, потом они  повернулись,  мелкой  рысью
потрусили по тропе, по которой они сюда  пришли  и  исчезли  за  обломками
камней, так ни разу и не оглянувшись.
     Киммериец озадаченно уставился им вслед. Он  достаточно  хорошо  знал
пиктов, чтобы понять, что охотничье преследование прекращено окончательно,
и что они больше не вернутся назад. Они,  несомненно,  уже  находились  на
пути в свои деревни, расположенные  на  расстоянии  около  сотни  миль  на
восток.
     Но все происходящее казалось ему  необъяснимым.  Что  в  его  убежище
оказалось такого, что заставило военный отряд пиктов отказаться  от  своей
обреченной   жертвы,   которую   они   преследовали    с    настойчивостью
изголодавшихся волков? Он знал, что  это  было  священное  место,  которое
могло использоваться различными кланами в  качестве  убежища,  и  беглецу,
который нашел там укрытие от клана, к которому он принадлежал, нечего было
бояться. Но другие кланы не придерживались такой же точки зрения на данное
место. И люди, которые преследовали его так долго, конечно не считали  его
священным, это место, находящееся на таком огромном расстоянии от их дома.
Это были люди Орла, чьи  деревни  находились  отсюда  далеко  на  востоке,
вблизи границ пиктов, принадлежащих к племени Волка.
     Волками были именно те, которые захватили в плен киммерийца, когда он
после своего бегства из Аквилонии исчез в дремучих лесах. И  они  передали
его людям Орла в обмен на находившегося у них в плену вождя племени Волка.
У пиктов племени Орла были кровавые счеты к огромному киммерийцу.  И  этот
счет стал еще более кровавым, потому что его бегство стоило  жизни  одному
из известных вождей племени. Поэтому они преследовали его  так  неустанно,
через широкие реки и крутые горы, не обращая внимания на то, что они  сами
становились объектом охоты для враждебных племен.
     И теперь, уцелевшие после такого изнурительного  преследования  пикты
просто повернули назад, хотя именно в этот  момент  их  жертва  прекратила
движение, и у нее больше не оставалось никакой возможности ускользнуть  от
преследователей. Киммериец недоуменно покачал  головой.  Нет,  он  не  мог
объяснить то, что произошло.
     Он  осторожно  поднялся.  Голова  у  него  лихорадочно  кружилась  от
чудовищного напряжения, и он был едва в состоянии понять, что  травля  его
прекратилась. Члены его совершенно окоченели,  раны  болезненно  ныли.  Он
выплюнул сухую пыль и быстрым движением руки протер налитые кровью усталые
глаза. Моргая, он осмотрелся  вокруг.  Под  ним  длинными  и  непрерывными
волнами тянулась  зеленая  лесная  чаща,  а  над  западным  краем  повисла
сине-стальная дымка, которая, насколько он знал, должна была теперь висеть
над морем. Ветер шаловливо играл  его  черной  гривой,  а  соленый  воздух
освежил его. Он большими поспешными глотками втягивал его в свою распухшую
грудь.
     Потом он повернулся, выругался от резкой боли  в  своей  кровоточащей
икре ноги и осмотрел карниз, на котором  стоял.  Позади  него  поднималась
крутая каменная стена, увенчанная  на  высоте  тридцати  футов  высоченным
каменным  гребнем.  Вверх  вели  небольшие  углубления  для  рук  и   ног,
расположенные в порядке, напоминавшем узенькую лестницу. А  на  расстоянии
пары шагов в стене темнела щель, которая была именно такой ширины, чтобы в
нее мог пролезть человек.
     Он, хромая, заковылял туда,  заглянул  в  нее  и  тут  же  выругался.
Солнце, высоко  стоящее  над  северным  лесом,  осветило  расщелину.  Щель
служила входом в туннелеобразную пещеру, а в ее конце  виднелась  довольно
большая, окованная железом дверь.
     Он  неверяще  прищурил  глаза.  Эта  страна  была  совершенно  дикой.
Киммериец знал точно, что западное  побережье  было  безлюдным  на  тысячу
миль, если не считать редких деревень  диких  прибрежных  племен,  которые
были еще менее цивилизованными, чем их родственники, живущие в лесу.
     Ближайшим   форпостом   цивилизации   были   пограничные   поселения,
раскинувшиеся вдоль реки Грома, в сотне миль к востоку.  И  киммериец  был
уверен еще кое в чем: в  том,  что  он  был  единственным  белым,  который
когда-либо пересекал эти  безбрежные,  дремучие  леса,  находящиеся  между
рекой и побережьем океана. Однако эту дверь, несомненно, изготовили отнюдь
не пикты.
     То, что он не мог объяснить этого возбудило его  подозрения,  поэтому
он приблизился к ней полный недоверия, сжимая  в  руках  топор  и  кинжал.
Когда его глаза приспособились к мягкому полумраку  после  яркого  солнца,
привыкли к слабому свету, который  скудно  просачивался  к  кованой  двери
сквозь  специальное  отверстие  для  освещения,  он  заметил  еще  кое-что
примечательное. Туннель продолжался также и за дверью, а  вдоль  его  стен
громоздились огромные кованые медью и железом, поставленные друг на друга,
сундуки. Оп пытался понять для чего они здесь. Он нагнулся  над  одним  из
них, который стоял на каменном полу, однако крышка сундука не открывалась.
Он уже поднял вверх свой топор, чтобы  разбить  замок  сундука,  но  вдруг
передумал и вместо этого захромал к массивной сводчатой двери.  Теперь  он
был более уверен, и его оружие осталось висеть  на  поясе.  Он  решительно
нажал на  дерево  покрытое  искусственной  резьбой.  Дверь  открылась  без
сопротивления.
     Так же внезапно его уверенность испарилась. С проклятием, сорвавшимся
с губ, он быстро отступил назад. Он выхватил свой  боевой  топор-секиру  и
кинжал. Какое-то мгновение он стоял, замерев в  угрожающей  позе,  подобно
статуе и вытянув шею, чтобы постоянно видеть эту дверь.
     Он еще раз заглянул в пещеру, в которой было гораздо  темнее,  чем  в
коридоре, но пещера эта была освещена слабым светом, исходящим от большого
драгоценного камня на  подставке  из  слоновой  кости,  стоящей  в  центре
огромного стола из черного дерева, Вокруг него сидели  молчаливые  фигуры,
присутствие которых так удивило его в первое мгновение.
     Они не пошевелились, не обернулись  к  нему.  Однако  голубой  туман,
висевший под сводами пещеры на высоте его головы, зашевелился,  как  будто
он был живым.
     - Ну, - пробурчал киммериец, - что они там все подохли что-ли?
     На его бурчание не последовало никакого ответа.  Киммерийца  было  не
так-то легко вывести из  себя,  но  демонстративное  пренебрежение  к  его
появлению взбесило его.
     - Вы могли бы по крайней мере предложить мне хотя бы  немного  вашего
вина, - грубо сказал он. - Во имя Крома, вы что считаете, что того, кто не
принадлежит к вашему  братству,  не  стоит  и  принимать  по-дружески?  Вы
хотите...
     Он смолк и, не произнося ни звука, уставился  на  молчаливые  суровые
фигуры, которые так необычно тихо сидели вокруг огромного стола из черного
дерева.
     - Они не пьяны, - пробормотал, наконец, он. -  Они  вообще  не  пили.
Что, во имя Крома, все это значит?
     Он переступил через порог. Голубой  туман,  завихрившись,  тотчас  же
начал двигаться  быстрее.  Он  слился,  сгустился,  и  вот  уже  киммериец
вынужден был бороться за  свою  жизнь  со  всей  решимостью  и  оставшейся
отвагой с... огромной черной рукой, которая легла ему на горло.



ГЛАВА 2. ПИРАТЫ

     Большим пальцем ноги, обутой в изящную туфельку, Белеза пнула одну из
раковин, перевернув ее, розовый край которой был похож на первый  проблеск
нового утра над туманным берегом.
     Хотя утренний рассвет  наступил  уже  давно,  однако  раннее  солнце,
разгонявшее жемчужно-серый туман, все еще не взошло.
     Белеза подняла свое лицо с тонкими  чертами  и  взглянула  на  чуждое
сооружение, казавшееся  ей  отталкивающим  и  отвратительным.  Не  которые
подробности  этого  сооружения  действовали  на  нее  угнетающе.  Под   ее
маленькими и изящными ножками шуршал  коричневый  песок.  Песок  уходил  к
пологим волнам, которые терялись в голубой  дымке  далекого  горизонта  на
западе.
     Она стояла на южном изгибе широкой бухты. Здесь прибрежная  местность
заканчивалась  низким  каменным   гребнем,   который   образовывал   южную
оконечность  бухты.  С  этого  возвышающегося  гребня  можно  было  видеть
безрадостную, унылую гладь воды на юге, тянувшуюся до самого горизонта. То
же самое можно было наблюдать как на западе, так и на севере.
     Повернувшись в сторону суши, она отсутствующим взглядом скользнула по
форту, который уже в  течение  полутора  лет  был  ее  домом.  В  размытую
голубизну неба, полощась на ветру, поднимаясь  золотое  с  алым  знамя  ее
дома.  Но  красный  сокол  на  золотом  коне  не   возбуждал   ни   какого
воодушевления в ее девичьей  груди,  хотя  флаг  так  победно  реял  после
многочисленных побед на юге.
     Она наблюдала людей, работающих  в  саду  и  на  полях,  разбросанных
вокруг форта, которые в свою очередь, казалось, с испуга  оглядывались  на
мрачную стену леса, протянувшуюся на север  и  на  юг,  насколько  хватало
глаз.
     Они боялись этого мрачного леса и вместе с ними этот страх  разделяло
каждое маленькое поселение на  этом  берегу,  Этот  страх  был  отнюдь  не
безосновательным.   В   шепчущей   таинственным   голосом   глубине   леса
подстерегала смерть -  невероятно  ужасная  смерть,  медленная  и  жуткая,
скрывающаяся под военной раскраской, неизбежная и беспощадная.
     Она печально вздохнула и вяло побрела к  кромке  воды.  Каждый  день,
проведенный на этом берегу, был однотонным и похожим на все  остальные,  и
мир городов и поместий, полный радости, увеселений и удовольствий, казался
не находящимся за тысячи  километров,  а  затерянным  в  бесконечной  дали
прошлого. Она снова задумалась над тем,  что  же  побудило  графа  Зингары
бежать на этот дикий берег вместе со своей свитой и челядью, удалившись на
тысячи миль от родной  страны.  Что  вынудило  его  сменить  дворец  своих
предков на эти убогие блокгаузы.
     Взгляд  Белезы  стал  мягче,  когда  она  услышала  тихие   шаги   по
шелестящему песку. Девочка, еще ребенок, совершенно обнаженная,  бежала  к
ней от гребня по низкой песчаной прибрежной полосе. Ее волосы  цвета  льна
были  мокрыми,  они  облепили  ее  небольшую  головку.  Голубые   глазенки
расширились от возбуждения.
     - Леди Белеза! -  крикнула  она,  выговаривая  зингаранские  слова  с
мягким офирским акцентом. - О, леди Белеза!
     Задыхаясь от бега, малышка делала непонятные жесты. Белеза, улыбаясь,
обняла ее рукой, когда девочка с разбегу ткнулась в ее колени, не  обращая
внимания на то, что ее одежда из тонкого щелка тут  же  намокла.  В  своей
безрадостной жизни Белеза всю  свою  нежность  дарила  этому  ласковому  и
доверчивому существу,  этой  бедной  сиротке,  которую  она  отняла  у  ее
жестокого хозяина во время их долгого путешествия с южных берегов.
     - Что случилось, Тина? Сначала переведи дух, ладно?
     - Корабль! - воскликнула девочка и указала  на  юг.  -  Я  плавала  в
пруду, небольшом водоемчике, оставшемся па берегу после  отлива  -  по  ту
сторону каменного гребня - и я увидела его! Корабль, плывущий сюда с  юга!
- дрожа всем телом от возбуждения, она тянула Белезу за руку, При мысли  о
скором посещении сердце молодой женщины тоже забилось быстрее. С тех  пор,
как они высадились на этом берегу, она еще не видела ни одного паруса.
     Тина стрелой помчалась впереди нее по желтому песку,  взрывая  босыми
ногами  спокойную  поверхность  песчаной  суши,  огибая   глубокие   лужи,
оставшиеся после прилива. Она  вбежала  на  низкий,  волнистый  гребень  и
ожидающе остановилась - стройная белая фигурка с развевающимися волосами и
рукой, протянутой к становившемуся уже светло-ярким небу.
     - Посмотри туда, моя леди!
     Белеза уже видела его белый, надутый ветром  парус,  вздымающийся  на
расстоянии всего лишь нескольких миль и плавно приближающийся ко  входу  в
бухту.
     Сердце ее забилось медленнее. Даже самое незначительное  происшествие
могло внести яркие краски и  увлекательное  возбуждение  в  ее  монотонную
жизнь, но у Белезы было неприятное предчувствие,  что  этот  надвигающийся
корабль не принесет им счастья, и, что он не  случайно  появился  у  этого
заброшенного берега. На севере не было портов, хотя,  конечно,  к  ледяным
берегам можно было приставать,  а  ближайший  порт  на  юге  находился  на
расстоянии около тысячи миль отсюда. Что привело чужаков в эту неизвестную
никому бухту? Корвелы - так ее дядя называл это место с тех пор,  как  они
здесь высадились.
     Тина плотнее прижалась к своей госпоже. Страх исказил милые черты  ее
миниатюрного личика.
     - Кто это может быть, моя леди? - пробормотала  она,  и  удары  ветра
вернули румянец на ее побледневшие  щеки.  -  Это  тот  человек,  которого
боится граф?
     Белеза, наморщив лоб, глянула на нее сверху вниз.
     - Почему ты говоришь это, детка?  Откуда  ты  знаешь,  что  мой  дядя
чего-то боится?
     - Так должно быть, - наивно ответила  Тина.  -  Почему  же  он  тогда
укрылся в этом диком месте? Посмотри, моя леди,  как  быстро  плывет  этот
корабль!
     - Мы должны сообщить об этом дяде, - пробормотала Белеза.  -  Рыбачьи
лодки еще не вышли в море, поэтому парус не видел ни один  человек,  кроме
нас. Берись за дело, Тина. И поспеши!
     Девочка устремилась вниз по склону к пруду, в  котором  она  плавала,
когда заметила корабль. Она подобрала свои сандалии, тунику, а также пояс,
которые были разбросаны по песку. Затем  она  побежала  назад,  к  гребню,
одеваясь на ходу.
     Белеза, озабоченно смотревшая  на  приближающийся  корабль,  поспешно
догнала ее, взяла девочку за руку, и они вместе поспешили в форт.
     Сразу же после того, как они прошли через  дверь  палисада  крепости,
прозвучал резкий звук рога, и испуганные рабочие в саду и на  полях  споро
побежали к крепости, так же,  как  и  люди,  только  что  открывшие  двери
деревянных сарайчиков на боне, чтобы спустить на воду рыбачьи челны.
     Каждый, оказавшийся за пределами крепости, отложил  или  бросил  все,
чем он занимался и, не  оглядываясь  и  не  теряя  времени  на  то,  чтобы
обнаружить причину внезапной тревоги, быстро побежал  к  крепости.  Только
достигнув крепостных ворот, все без исключения оглядывались через плечо на
темную окраину густого леса, чернеющего на востоке.
     Они торопливо пробегали через  ворота  и  мимоходом  осведомлялись  у
охранников, стоявших на подмостках под оградой палисада:
     - Почему нас срочно отозвали назад? Что случилось? Пришли пикты?
     Вместо ответа один из охранников, скупых на олова, подчеркнуто указал
на юг. С его высокого помоста был виден движущийся парус. Люди карабкались
на помост и всматривались в море.


     Из маленькой обзорной башенки на крыше главного здания - которое, как
и все остальные строения внутри ограды палисада, было выстроено из толстых
стволов деревьев - граф Валенсо из  Корзетты  наблюдал  за  приближающимся
парусом, за тем, как он огибает оконечность южного берега бухты. Граф  был
худым, мускулистым мужчиной в возрасте примерно  пятидесяти  лет.  У  него
было мрачное, суровое лицо. Его узкие штаны и куртка были сшиты из черного
шелка. Единственным,  что  у  него  было  другого  цвета,  это  сверкающие
драгоценные  камни  на  рукоятке  его  меча   и   винно-красная   накидка,
ниспадающая с его плеч. Он нервно крутил свои усы, потом  мрачно  взглянул
на своего мажордома - человека со скучным  взглядом  и  лицом,  одетого  в
сатин цвета стали.
     - Что вы думаете об этом, Гальбро?
     - Это - карака, милорд, - ответил мажордом. - Карака  с  такелажем  и
парусами, как у кораблей бараханских пиратов, смотрите, вон там!
     Он  почти  прокричал  свои  последние  слова.  Корабль  уже   обогнул
выступающий в  море  кусок  суши  и  теперь  наискось  плыл  через  бухту,
вспенивая водную гладь. Все увидели флаг, который внезапно  затрепетал  на
вершине мачты - черный флаг с контурами алой руки. Люди из форта испуганно
уставились на это пугающее знамя. Все глаза теперь ожидающе повернулись  к
башне, на которой стоял их угрюмый  хозяин  в  развевающейся  на  утреннем
ветру накидке.
     - Да, это - бараханец! - пробурчал Гальбро. - И если мне не  изменяет
память, это - "КРАСНАЯ РУКА, Стромбанни. Что  ищет  он  у  наших  берегов,
таких мрачных и безотрадных?
     - Для нас этот корабль,  несомненно,  не  сулит  ничего  хорошего,  -
пробормотал граф. Взгляд вниз сказал ему, что тяжелые ворота тем  временем
уже  были  закрыты,  и  капитан  охраны,  вооруженный  блестящей   сталью,
распределял своих людей по постам.  Некоторых  -  на  бруствер  у  ограды,
других - к нижним бойницам. Главные силы разместились вдоль западной части
палисада, в центре которой находились ворота.
     Сто человек, сто судеб, - солдаты, вассалы,  крепостные  и  их  семьи
последовали в изгнание вместе с Валенсо.  Среди  них  было  сорок  опытных
воинов, которые уже облачились в доспехи, нахлобучили шлемы и  вооружались
мечами,  боевыми  топорами  и  арбалетами.  Последними  были  рабочие  без
кольчуг, но на них были надеты прочные и твердые кожаные туники. Они также
были  сильными  и  храбрыми  людьми,  которые  могли  умело  обращаться  с
охотничьими луками, острыми топорами дровосеков и охотничьими пиками.  Все
они тут же заняли  свои  места  и  мрачно  глядели  на  приближение  своих
заклятых врагов - потому что вот уже более столетия пираты  с  бараханских
островов - маленькой группки островков к юго-западу от побережья Зингары -
делали жизнь на морском побережье чрезвычайно опасной.
     Люди на подмостках внимательно наблюдали за каракой,  латунные  части
которой ослепительно блестели  на  солнце.  Они  видели  на  палубе  судна
суетящихся  пиратов  и  слышали  их  крики.   Вдоль   поручней   угрожающе
поблескивала сталь.
     Граф покинул башню  и  приказал  своей  племяннице  и  ее  подопечной
укрыться в доме. После этого он надел  шлем  и  нагрудные  латы,  а  потом
угрюмо поднялся на подмостки, чтобы принять на себя командование  обороной
форта. Его подданные наблюдали за его  действиями  с  мрачной  покорностью
судьбе. Они намеревались продать свои  жизни  как  можно  дороже,  однако,
несмотря на довольно сильные позиции, у  них  едва  ли  сохранились  шансы
победить нападающих. Полтора года в этой  пустыне  при  постоянной  угрозе
нападения диких пиктов из глубин темного леса у них за спиной,  все  время
грызли их разум и сделали пессимистами. Их женщины молча стояли  у  дверей
деревянных хижин или пытались успокоить разволновавшихся детей.
     Белеза и Тина смотрели  из  одного  окон  главного  дома,  и  молодая
женщина почувствовала, как дрожит девочка. Она, словно защищая, обняла  ее
решительной рукой.
     - Они бросили якорь у лодочной станции, - тихо проговорила Белеза.  -
Да, вот они спустили его в воду - это на расстоянии примерно трехсот футов
от берега. Не бойся, малышка! Они не  сумеют  захватить  наш  форт.  Может
быть, им просто нужны свежая вода и мясо. Или же они ведут  в  этих  водах
погоню за кем-нибудь.
     - Они плывут к берегу в длинной  лодке!  -  взволнованно  воскликнула
девочка. - О, моя дорогая леди, я  так  сильно  боюсь!  Какие  огромные  и
ужасные мужчины в доспехах! Посмотри же, как блестят на солнце их странные
пики и шлемы! Они нас сожрут?
     Несмотря на собственный страх, Белеза рассмеялась.
     - Конечно, нет! Как ты могла так подумать?!
     - Зингелито рассказал мне, что бараханцы едят женщин.
     - Он только пошутил. Бараханцы ужасны, но они  не  хуже  зингаранских
ренегатов которые называют себя каперами. Зингелито однажды был капером.
     - Это было ужасно, - пробормотала девочка. - Я так  рада,  что  пикты
разбили ему голову.
     - Но, девочка! - Белеза передернула  плечами,  -  Ты  не  должна  так
говорить. Посмотри, пираты высадились на берег.  Они  вышли  из  лодки,  и
теперь один из них направляется к форту. Это, должно быть, сам Стромбанни.
     - Эй там, в форте! - донес ветер хриплый мужской голос.
     - Я пришел сюда под белым флагом!
     Одетая в шлем голова графа появилась  над  оградой  палисада,  и  его
серьезное лицо повернулось в сторону пирата. Пират остановился в  пределах
слышимости. Это  был  огромного  роста  мужчина  без  головного  убора,  с
золотистыми волосами, какие иногда появляются в Аргосе.  Из  всех  морских
грабителей мало кто был известен так же, как он.
     - Говори! - приказал Валенсо. - Хотя у меня  нет  абсолютно  никакого
желания выслушивать людей твоего сорта!
     Стромбанни улыбнулся одними губами, но не глазами.
     - Когда ваш галеон в прошлом году во время шторма ускользнул от  меня
недалеко от Транлибеса, я не мог даже подумать, что  встретимся  снова  на
пиктийском берегу, Валенсо. Но я уже тогда понимал, куда вы держите  путь.
Я понял это у Митры и сразу же  начал  вас  преследовать.  Я  был  приятно
удивлен, когда некоторое время назад я увидел полощущееся на  ветру  знамя
над фортом, к тому, же с красным соколом на полотнище, именно там, где я и
ожидал. На голом пустынном берегу. Итак, я вас нашел!
     - Кого нашли? - фыркнул граф.
     - Не пытайтесь спорить! -  этого  стоявшего  внизу  огромного  пирата
внезапно прорвало. - Я знаю, почему вы прибыли сюда. Я приплыл сюда потому
же. Где ваш корабль?
     - Тебе не найти вообще ничего!
     -  У  вас  больше  нет  корабля!  -  с  триумфом  воскликнул  морской
разбойник. -  Я  вижу  часть  мачты  галеона  в  заборе  вашего  палисада,
хорошенькое дельце. Вы потерпели кораблекрушение высадились здесь и теперь
я, наконец, получу так долго ускользавшую от меня добычу!
     - Проклятье,  о чем  это ты  вообще  болтаешь!  -  вскричал граф.  -
Добыча?!  Может быть,  я бараханец, которого можно легко ограбить? Однако,
если бы это и было так, что я мог бы добыть на этом пустынном берегу?
     - То, за чем вы пришли сюда! - холодно ответствовал пират. -  То,  за
чем я прибыл на этот берег и что намереваюсь забрать.  Но  от  меня  легко
отделаться. Отдай мне товар, мы тут же исчезнем и оставим вас в покое.
     - Ты должно быть сошел с ума! - проревел Валенсо, - Я  пришел  в  это
место в поисках мира и уединения, и я наслаждался одиночеством, пока из-за
моря не приполз ты, желтокожая собака! Убирайся прочь! Я  не  хочу  больше
разговаривать с  тобой,  я  устал  от  пустых,  беспредметных  разговоров,
Забирай своих негодяев и убирайся! Исчезни!
     - Если я и исчезну, то только превратив твой жалкий фортишко  в  кучу
золы и тлеющих углей! - бешено проревел в ответ пират, - Я спрашиваю  тебя
в последний раз, хотите вы спасти свою жизнь и выдать мне добычу? Здесь вы
не получите от меня никакой пощады, у меня с собой сто пятьдесят отчаянных
парней, которые едва могут дождаться, когда им будет позволено  перерезать
ваши глотки!
     Вместо ответа граф  сделал  быстрый  знак  людям,  разместившимся  за
оградой палисада. Немедленно через бойницу вылетела  стрела,  свистнула  в
воздухе и ударилась в нагрудный панцирь Стромбанни.
     Пират яростно заорал и побежал назад, к берегу, а стрелы тем временем
продолжали свистеть вокруг него. Его люди  также  взревели  и,  размахивая
клинками, стали приближаться.
     - Проклятая собака! - в ярости воскликнул граф и ударил  промазавшего
лучника по голове своей закованной в металлические латы рукой, - Почему ты
не попал в его гнусное горло? Будьте наготове, люди! Они приближаются!
     Но  Стромбанни  добежал  до  своих  людей  и  остановил  их.   Пираты
растянулись длинной линией, достигающей угла  западной  части  палисада  и
стали осторожно  продвигаться  вперед,  изредка  стреляя  из  луков.  Хотя
лучники  морских  разбойников  были  лучше  зингаранских,  им  при  каждом
выстреле приходилось выпрямляться. Этим активно  пользовались  зингаранцы,
которые, находясь под защитой частокола, могли со своей стороны  выпускать
стрелы и болты из арбалетов, предварительно хорошенько прицелившись.
     Длинные стрелы бараханцев по крутой дуге летели через ограду палисада
и, звонко дрожа, впивались в карниз окна, через которое  Белеза  наблюдала
за разворачивающимся боем. Тина всякий  раз  вскрикивала,  оглядываясь  на
вздрагивающие древки впивающихся в дерево стрел.
     Зингаранцы  не  отвечали  на  массированный  обстрел  соответствующим
образом. Они целились тщательно, без ненужной спешки. Тем временем женщины
позабирали всех детей в хижины и подчинились судьбе, которую  им  уготовил
бог.
     Бараханцы были хорошо известны своей яростной тактикой нападения,  но
они были также осторожны, как  и  быстры,  и  не  настолько  глупы,  чтобы
гибнуть во время начала штурма палисада. Растянувшись широкой  цепью,  они
медленно ползли вперед, используя малейшие укрытия, ямы,  одиноко  стоящие
кусты, однако их вокруг было не так уж и много. Земля  вокруг  форта  была
расчищена, на тот случай, если нападут пикты, что бы они  во  время  своих
атак не могли укрыться за естественными препятствиями.
     Когда  бараханцы  постепенно  приблизились  к  обороняющемуся  форту,
защитникам стало легче целиться и попадать в  наступающих.  Тут  и  там  в
песке валялись трупы, латы которых блестели  на  ярком  солнце.  Некоторые
доспехи были пробиты тяжелыми арбалетными болтами, из тел  других  торчали
боевые стрелы, особенно из незащищенных шей или подмышек пиратов.  Раненые
барахтались в лужах морской воды, окрашенной кровью, и стонали.
     Пираты  действовали  гибко  и  быстро,  как  кошки.   Они   постоянно
перемещались с места на место, и из-за  этого  непрерывного  передвижения,
перебежек и переползаний представляли из себя плохие мишени,  кроме  того,
латы защищали их. Их непрекращающийся обстрел угрожал людям, Укрывшимся  в
форте, и заставляя их нервничать. Несмотря  на  это,  было  очевидно,  что
преимущество оставалось  на  стороне  укрывшихся  за  деревянными  стенами
зингаранцев, пока шла только перестрелка.
     Однако было видно, что возле  ангара  для  лодок,  который  находился
прямо на берегу, пираты быстро орудовали топорами. Граф  яростно  и  грубо
выругался, увидев, что враги  сделали  с  их  лодками,  которые  его  люди
соорудили из досок, с таким трудом напиленных из толстых стволов деревьев.
     - Они строят передвижной заградительный щит, -  с  яростной  злостью,
воскликнул он, - Крайне необходима вылазка,  пока  они  еще  рассыпаны  по
берегу, прежде чем они изготовят этот щит.
     Гальбро неодобрительно покачал головой и взглянул на почти безоружных
работников с их неуклюжими охотничьими пиками.
     - Наши стрелы убьют многих, кроме того, мы не можем вступать с ними в
открытую рукопашную схватку. Нет, мы должны оставаться за оградой палисада
и положиться только на свою оборонительную тактику.
     - Великолепно, - недовольно пробурчал Валенсо,  -  но  только  в  том
случае, если они не вторгнутся в форт и не проникнут сквозь частокол.
     Время шло, и стрелки с  обеих  противоборствующих  сторон  продолжали
свою дуэль. Наконец, пестрая группа, состоящая примерно из  трех  десятков
пиратов,  приблизилась  к  форту,  толкая  перед  собой  гигантский   щит,
сколоченный из досок порушенных лодок и  дерева,  содранного  с  лодочного
ангара. Они нашли арбу, сняли с нее колеса и прикрепили их к щиту;  колеса
эти, грубые, но вполне сносно  вертящиеся,  были  изготовлены  из  дубовых
досок. Толкая перед собой это тяжелое и громоздкое  сооружение,  грабители
были неплохо защищены от разящих их стрел защитников форта, которые  могли
видеть только ноги пиратов.
     Деревянный щит все ближе и ближе  подкатывался  к  воротам  крепости,
Растянувшись цепью стрелки бежали к щиту, стреляя на ходу.
     - Стреляйте! - ревел Валенсо,  лицо  которого  сильно  побледнело.  -
Остановите их раньше, чем они сумеют добраться до ворот!
     Стрелы  со  свистом  рассекали  воздух  над  оградой  палисада  и   с
характерным звуком вонзались в плотное дерево, не причиняя ни какого вреда
защитникам. Насмешливые крики были ответом на этот пиратский залп. В ответ
неслись  оскорбительные  выкрики  нападающих,  поскольку  стрелы  и  болты
обороняющихся теперь все реже и реже достигали цели, барабаня по  толстому
щиту на колесах. Стрелы пиратов теперь попадали в бойницы. Один из  солдат
пошатнулся и, захрапев упал на бруствер со стрелой в горле.
     - Стреляйте по ногам! - крикнул Валенсо. А потом: - Сорок  человек  с
пиками и топорами к воротам! Остальные остаются в палисаде!
     Песок взорвался под ногами морских  грабителей,  катящих  щит,  когда
туда  ударили  арбалетные  болты.  Пронзительный  вой,  потрясший  воздух,
показал, что одна из стрел попала в нужную цель. Один их пиратов показался
из-за щита. Он дико ругался и прыгал на одной ноге, пытаясь  вырвать  болт
из раны в другой ноге. Через  мгновение  в  него  вонзилась  дюжина  стрел
лучников форта.
     Тем не менее, пираты с триумфальными возгласами уже подкатили  щит  к
тяжелым воротам. Через заблаговременно пробитое отверстие  в  центре  щита
был просунут массивный таран с железным наконечником, сделанным из  одного
из стропил  разобранного  лодочного  сарая.  Ворота  затрещали  и  немного
подались во внутрь палисада,  в  то  время,  как  остроконечные  стрелы  и
смертоносные болты градом сыпались на атакующих, время от  времени  находя
себе цель и вызывая вопли боли.  Однако  морские  волки  были  переполнены
жаждой сражения.
     С громкими криками они раскачивали таран в  такт  движениям  тяжелого
стропила, в то время, как их товарищи, не  обращая  никакого  внимания  на
несколько ослабевший обстрел со стороны защитников крепости, устремились к
форту со всех сторон, на бегу отвечая на обстрел  из-за  частокола  своими
стрелами.
     Граф, грубо ругаясь,  выдернул  свой  меч,  спрыгнул  с  бруствера  и
побежал к сотрясавшимся воротам. Отряд его солдат все еще продолжал беглый
обстрел.  Каждое  мгновение  ворота  могли  отойти  еще  больше,  и  тогда
защитники закроют образовавшуюся в них брешь своими собственными телами.
     Неожиданно грохот боя перекрыл новый звук со  стоявшего  на  рейде  у
берега корабля прозвучал громогласный рев трубы. Сидевший на  мачте  судна
человек, раскачиваясь, дико размахивал руками.
     Стромбанни услышал рев трубы в то мгновение, когда  его  руки  крепко
обхватывали тяжелый таран. Он покрепче уперся  ногами  в  песчаную  почву,
чтобы удержать бревно тарана, когда тот в результате резкой отдачи  пойдет
назад,  мощные  мускулы  буграми  вздулись  на  его  руках  и  ногах.   Он
прислушался, капли пота блестели на его искаженном лице.
     - Стойте! - взревел он, - Проклятье, да остановитесь же! Вы слышите!
     В наступившей тишине звук трубы стал слышен еще лучше, и чей-то голос
проревел что-то такое, что людям внутри палисада не удалось разобрать.
     Но Стромбанни понял это.  Он  снова  прорычал,  задыхаясь,  очередной
приказ, сопровождаемый злобными проклятиями. Пираты бросили таран, и стали
как можно  быстрее  отволакивать  от  ворот  щит.  Грабители,  по  которым
осажденные в форте снова открыли огонь,  быстро  помогли  подняться  своим
раненым и торопливо потащили их назад к воде.
     - Смотри! - крикнула у своего окна Тина, подпрыгивая  и  жестикулируя
от возбуждения и нескрываемого нетерпения. - Они Убегают! Все! Они бегут к
морю! Смотри, они даже бросили свой щит! Они прыгают в шлюпку и  гребут  к
своему кораблю! О, моя леди! Неужели мы их победили и они уходят!?
     - Я думаю, нет, - Белеза взглянула  на  море,  потом  снова  перевела
взгляд на девочку. - Посмотри!
     Она отодвинула занавески в сторону и высунулась из окна,  ее  звонкий
молодой голос перекрыл звуки недоуменных голосов, переговаривающихся  друг
с другом защитников форта. Она снова поглядела наверх,  потом  туда,  куда
указывала ее хозяйка. Тина удивленно вскрикнула, когда  увидела  еще  один
корабль, который, величественно разрезая волны, огибал  южную  оконечность
бухты. Пока они наблюдали за новым судном  широко  открытыми  главами,  он
поднял королевский флаг Зингары.
     Пираты Стромбанни вскарабкались на борт своей караки и  стали  быстро
поднимать  якорь.  Прежде,  чем  новый  корабль  пересек  половину  бухты,
"Красная рука", исчезла за северной частью его оконечности.



ГЛАВА 3. ТЕМНЫЙ ЧУЖЕЗЕМЕЦ

     Голубой туман сгустился в ужасную темную фигуру, контуры которой пока
еще расплывались. Она заполняла всю переднюю  часть  загадочной  пещеры  и
скрыла за собой молчаливые фигуры у стола. Конечно,  к