На главную | Поиск
Вы находитесь в Хранилище файлов Белорусской цифровой библиотеки

Аркадий и Борис Стругацкие. Сказка о тройке

Старый журнальный вариант

Эта история началась с того, что в самый разгар рабочего дня, когда я потел над очередной рекламацией в адрес китежградского завода маготехники, у меня в кабинете объявился мой друг Эдик Амперян. Как человек вежливый и воспитанный, он не возник прямо на колченогом стуле для посетителей, не ввалился нагло через стену, и не ворвался в открытую форточку в обличье булыжника, пущенного из катапульты. В большинстве мои друзья постоянно куда-то спешили, что-то не успевали, где-то опаздывали, а потому возникали, вламывались и врывались с совершенной непринужденностью, пренебрегая обыкновенными коммуникациями. Эдик был не из таких: он скромно вошел в дверь. Он даже предварительно постучал, но у меня не было времени ответить. Он остановился передо мной, поздоровался и спросил: - Тебе все еще нужен черный ящик? - Ящик? - пробормотал я не в силах оторваться от рекламации. - Как тебе сказать? Какой, собственно ящик? - ?! - Кажется, я мешаю, - осторожно сказал вежливый Эдик. - ты меня извини, но меня послал шеф... Дело в том, что через час будет произведен запуск лифта новой системы за пределы тринадцатого этажа. Нам предлагают воспользоваться. - мой мозг был все еще окутан ядовитыми парами рекламационной фразеологии, и поэтому я только тупо проговорил: - Какой лифт должен быть отгружен в наш адрес еще тринадцатого этажа сего года... Однако затем первые десятки битов Эдиковой информации достигли моего серого вещества. Я положил ручку и попросил повторить. Эдик терпеливо повторил. - Это точно? - спросил я замирающим шепотом. - Абсолютно, - сказал Эдик. - Пошли, - сказал я, вытаскивая из стола папку с копиями своих заявок. - Куда? - Как куда? На семьдесят шестой! - Не, - вдруг сказал Эдик, покачав головой. - сначала надо зайти к шефу. - Зачем это? - Он просил зайти. С этим семьдесят шестым какая-то история. Он хочет нас напутствовать. Я пожал плечами, но спорить не стал. Я надел пиджак, извлек из папки заявку на черный ящик, и мы отправились к Эдиковому шефу, Федору Симеоновичу Киврину, заведующему отделом линейного счастья. На лестничной площадке первого этажа перед решетчатой шахтой лифта царило необычайное оживление. Дверь шахты была распахнута, дверь кабины тоже, горели многочисленные лампы, сверкали зеркала, тускло отсвечивали лакированные поверхности. Под старым, уже поблекшим транпарантом "сдадим лифт к празднику! " толпились любопытные и жаждущие покататься. Все почтительно внимали замдиректора по ахч Модесту Матвеевичу Камноедову, произносившему речь перед строем соловецкого котлонадзора. -... Это надо прекратить, - внушал Модест Матвеевич. - это лифт, а не всякие там спектроскопы-микроскопы. А также средство передвижения, это первое. Лифт есть мощное средство передвижения, это первое. А также средство транспорта. Лифт должен быть как самосвал: приехал, вывалил и обратно. Это во-первых. Администрации давно известно, что многие товарищи ученые, в том числе отдельные академики, лифтом экплуатировать не умеют. С этим мы боремся, это мы прекращаем. Экзамен на право вождения лифта, не взирая на прошлые заслуги... Учреждение звания отличного лифтовода... И так далее. Это во-вторых. Но монтеры со своей стороны должны обеспечивать бесперебойность. Ничего, понимаете, ссылаться на объективные обстоятельства. У нас лозунг: "лифт для всех". Не взирая на лица. Лифт должен выдержать прямое попадание в кабину самого необученного академика. Мы пробрались через толпу и двинулись дальше. Чувст- вовалось, что сегодня лифт, наконец, действительно зара- ботает и будет работать может быть целые сутки. Это было значительно. Лифт всегда был Ахиллесовой пятой нашего института и лично Модеста Матвеевича. Собственно, ничем особенным он не отличался. Лифт был, как лифт, со своими достоинствами и со своими недостатками. Как полагается порядочному лифту, он постоянно норовил застрять между этажами, вечно был занят, вечно пережигал ввинченные в него лампочки, требовал безукоризненного обращения с шахтными дверьми, и, входя в кабину, никто не мог ска- зать с уверенностью, где и когда удасться выйти. Но была у нашего лифта одна особенность. Он терпеть не мог под- ниматься выше двенадцатого этажа. То есть, конечно, ис- тория института знала случаи, отдельные умельцы ухитря- лись взнуздать строптивый механизм и дав ему шенкели, поднимались на совершенно фантастические высоты, но для массового человека вся бесконечная громада института вы- ше двенадцатого этажа оставалась сплошным белым пятном. об этих территориях, почти полностью отрезанных от мира и от административного здания, ходили всевозможные, за- частую противоречивые, слухи. Так утверждалось, напри- мер, что сто двадцать четвертый этаж имеет выход в со- седнее пространство с иными физическими свойствами, на двести тринадцатом этаже обитает якобы неведомое племя алхимиков - идейных наследников знаменитого "союза девя- ти', учрежденного просвещенным индийским царем ашокою, а на тысяча семнадцатом до сих пор живут себе не тужат у самого синего моря старик, старуха и золотые мальки зо- лотой рыбки. Лично меня, как и Эдика, больше всего интересовал семьдесят шестой этаж. Там, согласно инвентарной ведо- мости, хранился идеальный черный ящик, необходимый для вычислительной лаборатории, а также проживал некий гово- рящий клоп, в котором крайне и давно нуждался отдел ли- нейного счастья. Насколько нам известно, на семьдесят шестом этаже размещалось нечто вроде склада дефицитных явлений природы и общества, и многие наши сотрудники вожделели попасть туда и запустить хищные руки свои в эту сокровищницу. Федор Симеонович, например, бредил о раскинувшихся там гектарах гранулированной почвы для оп- тимизма. Ребятам из отдела специальной метеорологии по- зарез нужен был хотя бы один квалифицированный холодный сапожник - а там их значилось трое, все как один с эф- фективной температурой, близкой к абсолютному нулю. Кристобаль Хозевич Хунта, заведующий отделом смысла жиз- ни и доктор самых неожиданных наук, рвался выловить на семьдесят шестом уникальный экземпляр так называемой мечты бескрылой приземленной, дабы набить из нее чучело. шесть раз он пытался пробиться на семьдесят шестой нап- ролом через перекрытия, используя свои исключительные способности к вертикальной трансгрессии, но даже ему это не удавалось: все этажи выше двенадцатого были, в соот- ветствии с хитроумным замыслом древних архитекторов, наглухо блокированы против всех видов трансгрессии. Та- ким образом успешный запуск лифта означал бы новый этап в жизни нашего коллектива. Мы остановились перед кабинетом Федора Симеоновича, и старенький домовой тихон, чистенький и благообразный, приветливо распахнул перед нами двери. Мы вошли. Федор Симеонович был не один. За его обширным столом сидел небрежно развалясь в покойном кресле, оливковый Кристобаль Хозевич Хунта и сосал пахучую гаванскую сига- ру. Сам Федор Симеонович, заложив большие пальцы за яр- кие подтяжки, расхаживал по кабинету, опустив голову и стараясь ступать по самому краю шемаханского ковра. На столе красовались в хрустальной вазе райские плоды: крупные румяные яблоки познания зла и совершенно несъе- добные на вид, но тем не менее всегда червивые яблоки познания добра. Фарфоровый сосуд у локтя кристобаля хо- зевича был полон огрызков и окурков. Обнаружив нас, фе- дор Симеонович остановился. - А вот и они сами, - произнес он без обычной улыбки. - п-прошу садиться. В-время дорого. К-Камноедов - это бол- тун, но он с-скоро закончит. Кристо, изложи обстоятельс- тва, а то у меня это плохо получается. Мы сели, Кристобаль Хозевич, прищуря правый глаз от дыма, оценивающе оглядел нас. - Изволь, изложу, - сказал он Федору Симеоновичу. - об- стоятельства дела таковы, что первым на семьдесят шестой этаж надлежало бы отправиться нам, людям опытным и уме- лым. К сожалению, по мнению администрации, мы слишком стары и слишком уважаемы для первого испытательного за- пуска. Поэтому отправитесь вы, и я вас сразу предупреж- даю, что это не простая прогулка, что это разведка, мо- жет быть разведка боем. От вас потребуется выдержка, от- вага и предельная осмотрительность. Лично я не наблюдаю в вас этих качеств, однако я готов уступить рекомендации Федора Симеоновича. И, во всяком случае, вы должны знать, что скорее всего вам придется действовать на тер- ритории врага - врага неумолимого, жестокого и ни перед чем не останавливающегося. От такого вступления у меня мурашки пошли по коже, но тут Кристобаль Хозевич принялся излагать, как обстоит дело. А дело обстояло так. На семьдесят шестом этаже распо- лагался, оказывается, древний город тьмускорпионь, зах- ваченный в свое время в качестве трофея мстительным ве- щим олегом. Испокон веков тьмускорпионь был сосредоточе- нием странных явлений и ареной странных событий. Почему это происходило - неизвестно, но все, что на каждом эта- пе научного, технического и социального прогресса не могло быть разумно объяснено, попадало туда для хранения до лучших времен. Так что еще во времена петра великого, одновременно с учреждением в санкт-петербурге знаменитой куншткамеры, в подражание ей тогдашняя соловецкая адми- нистрация в лице бомбардирпоручика птахи и его полуроты гренадер, учредило в тьмускорпиони "его величества пре- чудесных и преудивительных кунштов камеру с острогом и двумя банями". В те времена семьдесят шестой этаж был вторым, о лифтах никто и слыхом не слыхал, и в "кунштов камеру" было легче попасть, чем в баню. В дальнейшем же, по мере повсеместного роста здания науки, доступ туда все более затруднялся, а с появлением лифта прекратился почти вовсе. А между тем "кунштов камера" все росла, обогащаясь новыми экспонатами, превратившись при екате- рине второй в "зоологических и прочих чудес натуры импе- раторский музеум", затем при александре втором в "рос- сийский императорский заповедник магических, спиритичес- ких и оккультных феноменов" и, наконец, в государствен- ную колонию необ'ясненных явлений при ниичаво академии наук. Разрушительные последствия изобретения лифта меша- ли использовать эту сокровищницу для научных целей. Де- ловая переписка с тамошней администрацией была чрезвы- чайно затруднена и имела неизбежно затяжной характер: спускаемые сверху тросы с корреспонденцией рвались, поч- товые голуби отказывались летать так высоко, радиосвязь была неуверенной из-за отсталости тьмускорпионьской тех- ники, а применение воздухоплавательных средств приводило лишь к расходу дефицитного гелия. Впрочем все это была только история. Примерно двадцать лет назад взыгравший лифт забросил на семьдесят шестой этаж инспекционную комиссию соловец- кого горпромхоза, скромно направлявшуюся обследовать за- битую канализацию в лабораториях профессора выбегаллы на четвертом этаже. Что с точностью произошло осталось не- известным, сотрудник выбегаллы, дожидавшийся комиссии на лестничной площадке, рассказывал, что кабина лифта с бе- зумным ревом пронеслась вверх по шахте, за стеклянной дверцей промелькнули искаженные лица, и видение исчезло. ровно через час кабина была обнаружена на двенадцатом этаже, взмыленная, всхрапывающая и еще дрожащая от воз- буждения. Комиссии в кабине не было. К стене канцелярс- ким клеем была приклеена записка на обороте "акта о неу- довлетворительном состоянии". В записке значилось: "вы- хожу на обследование. Вижу странный камень. Тов. Фарфур- кису об'явлен выговор за уход в кусты. Председатель ко- миссии Вунюков'. Долгое время никто не знал, где, собственно, покинул кабину л. Вунюков с подчиненными. Приходила милиция, бы- ло много неприятностей. Потом, месяц спустя, на крыше кабины обнаружили два запечатанных конверта, адресован- ных заведующему горпромхоза. В одном пакете содержалась пачка приказов на папиросной бумаге, в которых об'явля- лись выгсовора то товарищу Фарфуркису, то товарищу хле- бовводову за какую-то непонятную "зубовщину'. Во втором пакете находились материалы обследования канализации тьмускорпиони /состояние признавалось неудовлетворительным/ и заявление в бухгалтерию о начис- лении высокогорных и дополнительных командировочных. после этого корреспонденция сверху стала поступать до- вольно регулярно. Сначала это были протоколы заседаний инспекционной комиссии горпромхоза, потом протоколы просто инспекционной комиссии, потом - особой комиссии по расследованию обстоятельств, потом вдруг временной тройки по расследованию деятельности коменданта колонии необ'ясненных явлений т. Зубо и, наконец, после трех подряд докладных "о преступной небрежности', л. Вунюков подписался в качестве председателя тройки по рационали- зации и утилизации необ'ясненных явлений /тпруня/, свер- ху перестали спускать протоколы и принялись спускать циркуляры и указания. Бумаги эти были страшны как по форме, так и по содержанию. Они неопровержимо свидетель- ствовали о том, что бывшая комиссия горпромхоза узурпи- ровала власть в тьмускорпиони и что распорядиться этой властью разумно она была не в состоянии. - Главная опасность заключается в том, - размеренным голосом продолжал Кристобаль Хозевич, посасывая потухшую сигару, - что в расположении этих проходимцев имеется не- безызвестная большая круглая печать. Я надеюсь, вы пони- маете, что это значит? - Понимаю, - сказал Эдик тихо, - не вырубишь топором. - ясное лицо его затуманилось, - а что, если применить ре- молизатор? Кристобаль Хозевич переглянулся с Федором Симеонови- чем. - Можно, конечно, попытаться. Однако боюсь, что про- цессы зашли слишком далеко. - Ну нет, п-почему же, - возразил Федор Симеонович, - п-примените, примените, Эдик, не автоматы же там приме- нять... К-кстати, у них же там еще Выбегалло.... - Как так? - изумились мы. Оказалось, что три месяца назад сверху поступило тре- бование на научного консультанта с фантастическим окла- дом денежного содержания. Никто в этот оклад не верил, а более всех - профессор Выбегалло, который в это время как раз заканчивал большую работу по выведению путем пе- ревоспитания самонадевающегося на рыболовный крючок дож- девого червя. О своем недоверии Выбегалло во всеуслыша- нии об'явил на ученом совете и тем же вечером бежал, бросив все. Многие видели, как он, взявши портфель в зу- бы, карабкался по стене шахты, выходя на этажах, кратных пяти, дабы укрепить свои силы в буфете. А через неделю сверху был спущен приказ о зачислении профессора выбе- галлы а. А. Научным консультантом при тпруня с обещанным окладом и надбавками за знание иностранных языков. - Спасибо, - сказал вежливый Эдик, - это ценная инфор- мация. Так мы пойдем? - Идите, идите, г-голубчики, - растроганно произнес Федор Симеонович. Он поглядел в магический кристалл, - да, уже пора, к-Камноедов б-близится к концу. - и п-поосторожней там.... Дремучее место, ж-жуткое.... - И никаких эмоций! - настойчиво напомнил Кристобаль Хозевич. - не будут вам давать никаких клопов, ящиков, - не надо. Вы - лазутчики. С вами будет установлена однос- торонняя телепатическая связь. Мы будем следить за каж- дым вашим шагом. Собирайте информацию - вот ваша основ- ная задача. - Мы понимаем, - сказал Эдик. Кристобаль Хозевич снова оценивающе оглядел нас. - Модеста бы им с собой взять, - пробормотал он, - кли- ном клин... - он безнадежно махнул рукой, - ладно, идите. буэвентура. Мы вышли, и Эдик сказал, что теперь надо зайти к нему в лабораторию и взять ремолизатор. Последнее время он увлекался практической реморализацией. В лаборатории у него в девяти шкафах размещался опытный агрегат, принцип действия которого сводился к тому, что он подавлял в об- лучаемом примитивные рефлексы и извлекал на поверхность и направлял в нем разумное, доброе и вечное. С помощью этого реморализатора Эдику удалось излечить одного фила- телистатиффози, вернуть в лоно семьи двух слетевших с нарезки хоккейных болельщиков и ввести в рамки застаре- лого клеветника. Теперь он лечил от хамства нашего боль- шого друга Витьку Корнеева, но пока безуспешно. - Как мы все это потащим? - сказал я, со страхом ози- рая шкафы. Однако Эдик успокоил меня. Оказывается, у него был почти готов портативный вариант, менее мощный, но доста- точный, как Эдик надеялся, для наших целей. "там я его допаяю, отлажу', - сказал он, пряча в карман плоскую ме- таллическую коробочку. Когда мы вновь вернулись на лестничную площадку, мо- дест Матвеевич заканчивал свою речь. -... Это мы тоже прекратим, - утверждал он несколько осипшим голосом, - потому что, во-первых, лифт бережет наше здоровье. И бережет рабочее время. Лифт денег сто- ит, и курить в нем мы категорически не позволим.... Кто здесь добровольцы? - спросил он неожиданно, поворачиваясь к толпе. Несколько голосов тотчас откликнулись, но Модест мат- веевич эти кандидатуры отвел. "молоды еще в лифтах ездить', - об'явил он, "это вам не спектроскоп'. Мы с эди- ком молча протиснулись в первый ряд. - Нам на семьдесят шестой, - негромко сказал Эдик. Во- царилась почтительная тишина. Модест Матвеевич с огром- ным сомнением оглядел нас с ног до головы. - жидковаты, - пробормотал он раздумчиво. - зеленоваты еще... Курите? - спросил он. - Нет, - ответил Эдик. - Изредка, - сказал я. Из толпы на Модеста Матвеевича набежал домовой тихон и что-то прошептал на ухо. Модест Матвеевич поджал губы и нахмурился. - Это мы еще проверим, - сказал он недовольно, - за чем едете? - За говорящим клопом, - ответил Эдик. - А вы привалов? - За черным ящиком. - Хм... - Модест Матвеевич полистал книжку, - верно... имеется... Такая... Колония необ'яснимых явлений.... покажите заявки. Мы показали. - Ну что ж, поезжайте... Не вы первые, не вы послед- ние... Он взял под козырек. Раздалась печальная музыка. Тол- па заволновалась. Мы вступили в кабину. Мне было грустно и страшно, я вспомнил, что не попрощался со стеллочкой. 'стопчут их там', об'яснил кому-то Модест Матвеевич. - 'жалко... Ребята не плохие... Амперян вон даже не курит, в рот не берет... " Металлическая дверь шахты с лязгом захлопнулась. Эдик, не глядя на меня, нажал кнопку семьдесят шестого этажа. Дверь автоматически закрылась, вспыхнула надпись 'не курить! Пристегнуть ремни! ", и мы отправились в путь. Поначалу кабина шла лениво, вялой трусцой. Чувст- вовалось, что ей никуда не хочется. Медленно уплывали вниз знакомые коридоры, печальные лица друзей, самодель- ные плакаты "молодцы! " и "вас не забудут! ". На двенадца- том этаже нам в последний раз помахали платочками, и ка- бина вступила в неизвестные области. Показывались и ис- чезали необитаемые на вид, пустынные помещения, толчки становились все реже, все слабее, кабина, казалось, за- сыпала на ходу и на шестнадцатом этаже остановилась сов- сем. Мы едва успели перекинуться парой фраз с какими-то вооруженными людьми, которые оказались сотрудниками от- дела заколдованных сокровищ, как вдруг кабина с железным ржанием взвилась на дыбы и устремилась в зенит бешеным галопом. Замигали лампочки, защелкали тумблеры. Страшная пе- регрузка вдавила нас в пол. Чтобы удержаться на ногах нам с Эдиком пришлось ухватиться друг за друга. В зерка- лах отразились наши вспотевшие от напряжения лица, и мы приготовились к самому худшему, но тут галоп сменился мелкой рысью, сила тяжести упала до полутора "же', и мы приободрились. Екая селезенкой, кабина причалила к пять- десят седьмому этажу. Раздвинулась дверь и вошел грузный пожилой человек с аккордеоном наизготовку, небрежно ска- зал нам "общий привет! " и нажал кнопку шестьдесят треть- его этажа. Когда кабина двинулась, он прислонился к стенке и, мечтательно закатив глаза, принялся тихонько наигрывать "кирпичики'. "снизу? "- лениво осведомился он, не поворачивая головы. "снизу', - ответили мы. "Камноедов все работает? " -'работает'. "ну привет ему', - сказал незнакомец и больше не обращал на нас никакого внимания. кабина неторопливо поднималась, подрагивая в такт "кир- пичикам', а мы с Эдиком от стесненности принялись изу- чать правила пользования, вытравленные на медной доске. мы узнали, что запрещается селиться в кабине летучим мы- шам, вампирам и белкам-летягам, выходить сквозь стены в случае остановки кабины между этажами, провозить в каби- не горючие и взрывчатые вещества, а также сосуды с джи- нами и ифритами без огнеупорных намордников, пользовать- ся лифтом домовым и вурдалакам без сопровождающих. Зап- рещалось также всем без исключения производить шалости, заниматься сном и совершать подпрыгИвание. Дочитать до конца мы не успели. Кабина снова остановилась, незнако- мец вышел, и Эдик снова нажал кнопку семьдесят шестого. в ту же секунду кабина рванулась вверх так стремительно, что у нас потемнело в глазах. Когда мы отдышались, каби- на стояла неподвижно, двери были раскрыты. Мы были на семьдесят шестом этаже. Поглядев друг на друга, мы выш- ли, подняв заявки над головой, как белые парламентские флаги. Не знаю, чего мы, собственно, ожидали. Чего-то плохого. Однако ничего страшного не произошло. Мы оказались в пустом, круглом, очень пыльном зале с низким серым по- толком. Посредине возвышался вросший в паркет белый ва- лун, похожий на надолб, вокруг валуна в беспорядке валя- лись старые пожелтевшие кости. Пахло мышами, было сум- рачно. Вдруг шахтная дверь позади нас с лязгом захлопну- лась сама собой, мы вздрогнули, обернулись, но успели увидеть только мелькнувшую крышу провалившейся кабины. зловещий удаляющийся гул прокатился по залу и замер. Мы были в ловушке. Мне немедленно и страстно захотелось на- зад, вниз, но выражение растерянности, промелькнувшее на лице Эдика, придало мне силы. Я выпятил челюсть, заложил руки за спину, храня вид независимый и скептический, направился к камню. Как я и ожидал, камень оказался чем-то вроде дорожного указателя, часто встречающегося в сказках. Надпись на нем выглядела следующим образом: 1. На лево пойдешь - Головушку потеряешь, 2. На право пойдешь - Никуда не придешь, 3. Прямо пойдешь... - Последнюю строчку скололи, - пояснил Эдик. - ага, тут еще какая-то надпись карандашом... "мы здесь посоветова- лись с народом, и есть... Мнение, что идти следует пря- мо, подпись л. Вунюков. " Мы посмотрели прямо. Теперь, когда глаза наши привык- ли к рассеянному свету, попадающему в зал неизвестно ка- ким образом, мы увидели двери. Их было три. Ведущие, так сказать, направо и налево, были заколочены досками, а к двери прямо, огибая камень, вела протоптанная в пыли тропинка. - Не нравится мне все это, - сказал я с мужественной прямотой. - Кости какие-то... - Кости, по-моему, слоновьи, - сказал Эдик. - впрочем это не важно. Не возвращаться же нам. - Может все-таки напишем записку и бросим в лифт. - сгинем ведь бесследно. - Саша, - сказал Эдик. -не забудь, что мы находимся в телепатической связи. Неудобно. Встряхнись. Я встряхнулся. Я снова выпятил челюсть и решительно двинулся к двери прямо. Эдик шел рядом со мной. - Рубикон перейден, - заявил я и пнул дверь ногой. Впрочем, эффект пропал даром: на двери оказалась ма- лоприметная табличка "тянуть к себе', и рубикон пришлось переходить вторично, уже без жестов и через унизительное преодоление мощной пружины. Сразу за дверью оказался парк, залитый солнечным све- том. Мы увидели песчаные аллейки, подстриженные кусты и предупреждение "по газонам не ходить и траву не есть'. напротив стояла чугунная садовая скамейка с проломленной спинкой, а на скамейке читал газету, пошевеливая длинны- ми пальцами босых ног, какой-то странный человек в пенс- не. Заметив нас, он почему-то смутился, не опуская газе- ты, ловко снял ногой пенсне, протер линзы о штанины и вновь водрузил на место. Потом положил газету и поднял- ся. Он был велик ростом, неимоверно волосат, одет в чис- тую белую безрукавку и синие холщовые штаны на помочах. золоченное пенсне сжимало его широкую черную переносицу и придавало ему какой-то иностранный вид. Было в нем что-то от политической карикатуры в центральной газете. он повел большими острыми ушами сделал несколько шагов нам навстречу и произнес хриплым, но приятным голосом: - Добро пожаловать в тьмускорпионь, и разрешите пред- ставиться. Федор, снежный человек. Мы молча поклонились. - Вы снизу, - продолжал он. - слава богу. Я жду вас уже больше года - с тех пор, как меня рационализировали. Да- вайте присядем. До начала вечернего заседания тройки ос- тается около часа. Мне бы очень хотелось, чтобы вы яви- лись на это заседание хоть как-то подготовленными. Ко- нечно, я знаю немного, но позвольте рассказать вам все, что я знаю.... 1. Дело 42 старикашка Эдельвейс Мы перешагнули порог комнаты заседаний ровно в пять часов. Мы были проинструктированы, мы были ко всему го- товы, мы знали на что идем. Во всяком случае мне так ка- залось. Признаться, Федины об'яснения несколько успокои- ли меня, Эдик же, наоборот, впал в подавленное состоя- ние. Эта подавленность удивляла меня, я относил ее за счет того, что Эдик всегда был человеком чистой науки, далеким от всяких там входящих и исходящих, от дыроколов и ведомостей. Эта же подавленность возбуждала во мне, человеке сравнительно опытном, ощущение превосходства. Я чувствовал себя старше и готов был вести себя соответст- венно. В комнате наличествовал пока только один человек - судя по Фединому описанию, комендант колонии товарищ зу- бо. Он сидел за маленьким столиком, держа перед собой раскрытую папку и так и подсигивал от какого-то нетерпе- ливого возбуждения. Был он тощ и походил на дуремара, губы у него непрерывно двигались, а глаза были белые как у античной статуи. Нас он сначала не заметил, и мы ти- хонько уселись. У двери стоял голый демонстрационный стол, у стены напротив -другой стол, огромный, покрытый зеленой сукон- ной скатертью. В углу возвышался чудовищный коричневый сейф. Комендантский столик, заваленный канцелярскими папками, ютился у его подножия. В комнате был еще один маленький столик под табличкой "научный консультант" и гигантский, на полторы стены, матерчатый лозунг: "народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сен- сации. ". Я покосился на Эдика. Эдик не отрываясь глядел на лозунг. Эдик был убит. Комендант вдруг встрепенулся, повел большим носом и обнаружил нас. - Посторонние? - произнес он с испуганным изумлением. мы встали и поклонились. Комендант, не спуская с нас напряженного взора, вылез из-за своего столика, сделал несколько крадущихся шагов и, остановившись перед эди- ком, протянул руку. Вежливвый Эдик, слабо улыбнувшись, пожал эту руку и представился, после чего отступил на шаг и поклонился снова. Комендант, казалось был потря- сен. Несколько мгновений он стоял в прежней позе, затем поднес свою ладонь к лицу и недоверчиво осмотрел ее. что-то было не так. Комендант быстро замигал, а потом с огромным беспокойством, как бы ища оброненное, принялся осматривать пол под ногами. Тут до меня дошло. - Документы! - прошипел я. - документы дай ему! Комендант, болезненно улыбаясь, продолжал озираться. Эдик торопливо сунул ему свое удостоверение и заявку. комендант ожил. Действия его снова стали осмысленными. он пожрал глазами сначала заявку, потом фотографию на документе, на закуску самого Эдика. Сходство фотографии с оригиналом привело его в явный восторг. - Очень рад! - воскликнул он. - зубо моя фамилия. Ко- мендант. Рад вас приветствовать. Устраивайтесь, товарищ Амперян, располагайтесь, нам с вами еще работать и рабо- тать... Он вдруг остановился и поглядел на меня. Я уже держал удостоверение и заявку на готове. Процедура пожи- рания повторилась. - очень рад! - воскликнул комендант с совершенно теми же интонациями. - зубо моя фамилия. Ко- мендант. Рад вас приветствовать. Устраивайтесь, товарищ привалов, располагайтесь... - Как насчет гостиницы? - деловито спросил я. Мне ка- залось что это будет верный тон. И я ошибся. Комендант пропустил мой вопрос мимо ушей. Он уже разглядывал заяв- ки. - Черный ящик идеальный... - бормотал он. - есть у меня таковой, не рассматривали еще... А вот клоп уже рациона- лизирован, товарищ Амперян... Не знаю, не знаю... Это еще как Лавр Федотович посмотрит а я бы на вашем месте поостерегся... Он вдруг замолчал, прислушался и рысью кинулся на свое место. В приемной послышались шаги, голоса, кашель, дверь распахнулась, движимая властной рукой, и в комнате появилась тройка в полном составе- все четверо. Лавр фе- дотович Вунюков в полном соответствии с описанием - бе- лый, холеный, могучий, ни на кого не глядя, проследовал на председательское место, сел, водрузил перед собой ог- ромный портфель, с лязгом распахнул его и принялся вык- ладывать на зеленое сукно предметы, необходимые для ус- пешного председательствования: номенклатурный бювар кро- кодиловой кожи, набор авторучек в сафьяновом чехле, ко- робку "герцеговины флор', зажигалку в виде триумфальной арки, а также призматический театральный бинокль. Ру- дольф архипович Хлебовводов, желтый и сухой, как пле- тень, сел около Лавра Федотовича и принялся немедленно что-то шептать ему на ухо, бесцельно бегая воспаленными глазами по углам комнаты. Рыжий рыхлый Фарфуркис не сел за стол, он демократи- чески устроился на жестком стуле, напротив коменданта, вынул толстую записную книжку в дряхлом переплете и сра- зу же сделал в ней пометку. Научный консультант профессор Выбегалло, которого мы узнали без всякого описания, оглядел нас, сдвинул брови, поднял на мгновение глаза к потолку, как бы стараясь припомнить, где это он нас видел, не то припомнил, не то не припомнил, уселся за свой столик и принялся деятельно готовиться к исполнению своих ответственных обязаннос- тей. Перед ним появился первый том "малой советской эн- циклопедии', затем второй, третий, четвертый... - Грррм, - поизнес Лавр Федотович и оглядел присутст- вующих взглядом проникающим сквозь стены и видящим нас- возь. Все были готовы: Хлебовводов нашептывал, Фарфуркис сделал вторую пометку, комендант, похожий на ученика пе- ред началом опроса, судорожно листал страницы, а выбе- галло положил перед собой шестой том. Что же касается представителей, то есть нас, то мы, по-видимому, значе- ния не имели. Я посмотрел на Эдика и поспешно отвернул- ся. Эдик был близок к полной деморализации, появление Выбегалло его доконало. - Вечернее заседание тройки об'являю открытым, - ска- зал Лавр Федотович. - следующий! Докладывайте, товарищ зубо. Комендант вскочил и, держа перед собой раскрытую папку, начал высоким голосом: - дело N42. Фамилия - маш- кин, имя - Эдельвейс, отчество - Захарович... - С каких это пор он машкиным заделался? -брезгливо спросил Хлебовводов - бабкин, а не машкин! Бабкин эдель- вейс петрович. Я с ним работал в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году в комитете по молочному делу. Эдик бабкин, плотный такой мужик, сливки очень любит... И, кстати, никакой он не Эдельвейс, а эдуард, эдуард петро- вич бабкин. Лавр Федотович медленно обратил к нему каменное лицо. - Бабкин, - произнес он, - не помню. Продолжайте, това- рищ зубо. - Отчество- Захарович, - дернув щекой, повторил комен- дант, год и место рождения 1901. Город смоленск. Нацио- нальность.... - Э-дуль-вейс или э-доль-вейс? -спросил Фарфуркис. - Э-дель-вейс, -сказал комендант. - Национальность: белорус, образование: неполное среднее общее, неполное среднее техническое. Знание иностранных языков: русский - свободно, украинский и бе- лорусский со словарем. Есть работы.... Хлебовводов вдруг звонко шлепнул себя по лбу. - Да нет же! -закричал он, - он же помер! - Кто помер? -деревянным голосом спросил Лавр Федото- вич. - Да этот бабкин! Я как сейчас помню- в 1956-ом помер от инфаркта. Он был тогда финдиректором всеросийского общества испытателей природы и помер. Так что тут какая-то путаница. Лавр Федотович взял бинокль и некоторое время изучал коменданта, потерявшего дар речи. - Факт смерти у вас отражен? - осведомился он. - Христом богом... - пролепетал комендант, - какой смерти? Да почему же смерти?... Да живой в приемной до- жидается.... - Одну минуточку, - вмешался Фарфуркис, -вы разрешите, Лавр Федотович? Товарищ зубо, кто дожидается в приемной? только точно фамилия, имя, отчество. - Бабкин! -с отчаянием сказал комендант, -то есть что я говорю? Не бабкин - машкин дожидается. Эдельвейс Захаро- вич. - Понимаю, - сказал Фарфуркис, - а где бабкин? - Бабкин помер, - сказал Хлебовводов авторитетно, - это я вам точно могу сказать. В 1956-ом. Правда, у него сын был. Пашка, по-моему, павел, значит, эдуардович. Заведу- ет он сейчас магазином текстильного лоскута в голицыне, что под москвой. Толковый работяга, но, кажется, не па- вел он все-таки, не пашка.... Фарфуркис налил стакан воды и передал коменданту. В наступившей тишине было слышно, как комендант гулко гло- тает. Лавр Федотович размял и продул папиросу. - никто не забыт и ничто не забыто, произнес он. - это хорошо. Това- рищ Фарфуркис, прошу занести в протокол, в констатирую- щую часть, что тройка считает полезным принять меры к отысканию сына бабкина, эдуарда петровича, на предмет выяснения его имени. Народу не нужны безымянные герои. У нас их нет. Фарфуркис закивал и принялся быстро писать в записной книжке. - Вы напились? - осведомился Лавр Федотович, разгляды- вая коменданта в бинокль. - тогда продолжайте доклады- вать. - Место работы и профессия в настоящее время. пенсионер-изобретатель, - нетвердым голосом прочел комендант. - был ли за граицей? Не был, краткая сущность необ'яснимости: эвристическая машина, то есть электронно-механическое устройство для решения научных, социологических и иных проблем. Ближайшие родственники: сирота, братьев и сестер нет. Адрес постоянного места жительства: новосибирск, ул. Пушкинская 23, кв. 88. Все. - Какие будут предложения? - спросил Лавр Федотович, притупив тяжелые веки. - Я бы предложил впустить, - сказал Хлебовводов, - я почему предлагаю? А вдруг это пашка? - Других предложений нет? - спросил Лавр Федотович. Он пошарил по столу, ища кнопку, не нашел и сказал коменданту: - пусть дело войдет, товарищ зубо. Комендант опрометью высунулся и тотчас вернулся, пя- тясь на свое место. Следом за ним, перекосившись набок под тяжестью огромного черного футляра, вкатился сухопа- рый старичок в толстовке и в военных галифе с оранжевым кантом. По дороге к столу он несколько раз пытался прек- ратить движение и с достоинством поклониться, но футляр, обладавший, по-видимости, чудовищной инерцией, неумоли- мо нес его вперед и, может быть, не обошлось бы без жертв, если бы мы с Эдиком не перехватили старичка в по- луметре от затрепетавшего уже Фарфуркиса. Я сразу же уз- нал этого старичка - он неоднократно бывал в нашем инс- титуте, и во многих других институтах он тоже бывал, од- нажды я видел его в приемной заместителя министра тяже- лого машиностроения, где он сидел первым в очереди, тер- пеливый, чистенький, пылающий энтузиазмом. Старичок он был неплохой, безвредный, но, к сожалению, не мыслил себя вне научно-технического прогресса. Я забрал у него тяжелый футляр и водрузил изобретение на демонстрационный станок. Освобожденный наконец стари- чок поклонился и сказал дребезжащим голосом: - мое почте- ние. Машкин Эдельвейс Захарович, изобретатель. - Не он, - сказал Хлебовводов вполголоса. - не он и не похож. Надо полагать, совсем другой бабкин, однофамилец, надо полагать. - Да-да, - согласился старичок. - принес вот на суд об- щественности. Профессор вот товарищ Выбегалло, дай бог ему здоровья, рекомендовал. Готов демонстрировать, если на то будет ваше желание, а то засиделся я у вас в коло- нии неприлично, - внимательно разглядывавший его Лавр фе- дотович отложил бинокль и медленно наклонил голову. Ста- ричок засуетился. Он снял с футляра крышку, под которой оказалась громоздкая старинная пишущая машинка, извлек из кармана моток провода, воткнул один конец куда-то в недра машинки, затем огляделся в поисках штепселя и, об- наружив, размотал провод и воткнул вилку. - Вот, изволите видеть, так называемая эвристическая машина, сказал старичок. - точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно, на на- учные и хозяйственные. Как он у меня работает? Не имея достаточно средств и будучи отфутболиваем различными бю- рократами, она у меня пока не полностью автоматизирова- на. Вопросы задают устным образом, я их печатаю и ввожу к ней внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. отвечание ейное, опять таки через неполную автоматиза- цию, печатаю снова я, в некотором роде посредник, хе-хе! так, ежели угодно, прошу. Он встал за машинку и шикарным жестом перекинул тумб- леры. В недрах машинки загорелась неоновая лампочка. - Прошу вас, - повторил старичок. - А что это у вас за лампа? - с любопытством спросил Фарфуркис. Старичок тут же ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и рысцой поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух: - вопрос: что у нея... Гм,... У нея внутре за лпч... Лэпэчэ... Кепеде, наверное? Что это еще за лпч? - Лампочка, значит, - сказал старичок хихикая и поти- рая руки. Кодируем по-маленьку. - он вырвал у Фарфуркиса листок и побежал обратно к своей машине. - это значит, был вопрос, - произнес он, загоняя листок под валик. - а сейчас посмотрим, что она ответит.... Члены тройки с интересом следили за его действиями. профессор Выбегалло благодушно отечески сиял изысканными и плавными движениями пальцев выбирая из бороды какой-то мусор. Эдик пребывал в спокойной, теперь уже полностью осознанной тоске. Между тем старик бодро простучал по клавишам и снова выдернул листок. - вот, извольте, ответ. Фарфуркис прочитал: - "у мине внутре... Гм... Не... Не- онка'. Что такое - неонка? - Айн секунд! - воскликнул изобретатель, выхватил лис- ток и вновь побежал к машинке. Дело пошло. Машинка дала безграмотное об'яснение, что такое неонка. Затем она от- ветила Фарфуркису, что пишет "внутре" согласно правил грамматики, а затем... Фарфуркис: какой такой грамматики? Машина: а нашей руской грамматики. Хлебовводов: известен ли вам бабкин эдуард петрович? Машина: никак нет. Лавр Федотович: гррм... Какие будут предложения? Машина: признать мине за научный факт. Старичок бегал и печатал с неимоверной быстротой. Ко- мендант восторженно подпрыгивал на стуле и показывал нам большой палец. Эдик медленно восстанавливал душевное равновесие. Хлебовводов / раздраженно /: я так работать не могу. чего он взад-вперед мотается как жесть по ветру? Машина: введу стремления. Хлебовводов: да уберите вы от меня ваш листок! Я вас не про чего не спрашиваю, можете вы это понять? Машина: так точно, могу. До тройки, наконец, дошло, что, если они хотят кон- чить когданибудь сегодняшнее заседание, то им надлежит воздержаться от вопросов, в том числе и от риторических. Наступила тишина. Старичок, который основательно ума- ялся, присел на краешек кресла, и, часто дыша полураск- рытым ртом, утирался платочком. Выбегалло горделиво ози- рался. - Есть предложение, - тщательно подбирая слова, сказал Фарфуркис. - пусть научный консультант произведет экспер- тизу и доложит нам свое мнение. Лавр Федотович поглядел на Выбегалло и величественно наклонил голову. Выбегалло встал. Выбегалло любезно оск- лабился. Выбегалло прижал правую руку к сердцу. Выбегал- ло заговорил. - Это... - сказал он. - неудобно, Лавр Федотович, может получиться. Как-никак, я же суизан рекомендатель сет нобль ве. Пойдут разговоры... Эта... Кумовство, мол, про- тексион.... А между тем случай очевидный, достоинства налицо, рационализация... Эта... Осуществлена в ходе эксперимента... Не хотелось бы подставлять под удар доб- рое начинание, гасить инициативу. Лучше будет что? Лучше будет, если экспертизу произведет лицо незаинтересован- ное... Эта... Посторонние. Вот тут среди представителей снизу наблюдается товарищ привалов александр Иванович... / я вздрогнул/. Компетентный товарищ по элек- тронным машинам. И незаинтересованный. Пусть он. Я так полагаю, что это будет ценно. Лавр Федотович взял би- нокль и начал нас поочередно рассматривать. Оживший Эдик умоляюще прошептал: саша, надо! Дай им! Такой случай! - Есть предложение, - сказал Фарфуркис. - просить това- рища представителя снизу оказать содействие работе трой- ки. Лавр Федотович отложил бинокль и дал согласие. Я бы, конечно, ни за что не стал путаться в эту историю, если бы не старичок. Сет нобль ве хлопал на меня красными ве- ками столь жалостливо и весь вид его являл такое очевид- ное обещание век за меня бога молить, что я не выдержал. я неохотно встал и приблизился к машине. Старичок радос- тно мне улыбнулся. Я посмотрел агрегат и сказал: - Ну хорошо,... Имеет место пишущая машинка "реминг- тон" выпуска 1906 года в сравнительно хорошем состоянии. шрифт дореволюционный, тоже в хорошем состоянии. - я пой- мал умоляющий взгляд старикашки, вздохнул и пощелкал тумблером. - короче говоря, ничего нового данная печатная конструкция, к сожалению, не содержит, содержит только очень старое... - Внутре! - прошелестел старичок. - внутре смотрите, где у нее анализатор и думатель... - Анализатор, - сказал я. - нет здесь анализатора. Се- рийный выпрямитель есть, тоже старинный. Неоновая лам- почка обыкновенная. Тумблер. Хороший тумблер, новый. та-ак... Еще имеет место шнур. Очень хороший шнур, сов- сем новый... Вот, пожалуй, и все. - А вывод? - осведомился Фарфуркис. Эдик ободряюще мне кивнул, и я дал ему понять, что постараюсь. - Вывод, - сказал я. - описанная машина "ремингтон" в соединении с выпрямителем, неоновой лампочкой, тумблером и шнуром не содержит ничего необ'ясненного. - А я? - вскричал старичок. Эдик показал мне, как надлежит делать хук слева, но это я не мог. - Нет, конечно... - промямлил я. - проделана большая работа... /Эдик схватился за голову/, я, конечно, пони- маю... Добрые намерения... /Эдик посмотрел на меня с презрением/. Ну в самом деле, сказал я. - человек старал- ся... Нельзя же так.... - Побойся бога, - отчетливо произнес Эдик. - Нет... Ну что ж... Ну, пусть человек работает, раз ему интересно. Я только говорю, что необ'ясненного нет... Вообще-то даже остроумно... - Какие будут вопросы к врио научного консультанта? - осведомился Лавр Федотович. Уловив вопросительную интонацию, старичок взвился бы- ло и рванулся к своей машине, но я удержал его, схватив за талию. - Правильно, - сказал Хлебовводов. - подержите его, а то тяжело работать, в самом деле. Все-таки у нас не вечер вопросов и ответов. И вообще выключите ее пока, нечего ей подслушивать. Высвободив одну руку, я щелкнул тумблером, лампочка погасла, и старик затих. - А все-таки у меня есть вопрос, - продолжал хлебовво- дов. Как же она все-таки отвечает? Я обалдело возрился на него. Эдик пришел в себя и те- перь жестко прищурившись разглядывал тройку. Выбегалло был доволен. Он извлек из бороды длинную щепку и вонзил ее между зубами. - Выпрямители там, тумбы разные, - говорил Хлебовводов. - это нам товарищ врио довольно хорошо об- 'яснил. А имеется неприложенный факт, что, когда задаешь вопрос - получаешь ответ. В письменном виде, и даже, когда не ей, а другому задаешь вопрос, все равно обратно получаешь ответ. А вы говорите, товарищ врио, ничего не- об'ясненного нету. Не сходятся у вас концы с концами. непонятно нам, что же говорит по данному поводу наука. Наука в моем лице потеряла дар речи. Хлебовводов меня сразил. Зарезал он меня, убил и в землю закопал. Зато Выбегалло отреагировал немедленно. - Эта... - сказал он. - так ведь я и говорю, ценное же начинание. Элемент необ'яснимого имеется, порыв снизу... почему я и рекомендовал. Эта... - сказал он. - об'ясни, мон шер, товарищам, что тут у тебя к чему. Старичок словно взорвался. - Высочайшее достижение нейтронной мегалоплазмы! - про- возгласил он. - ротор поля наподобие дивергенции градуи- рует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синегдоха отвечания.... У меня потемнело в глазах, рот наполнился хиной, за- болели зубы, а проклятый нобль все говорил и говорил, и речь его была гладкой и плавной, это было хорошо состав- ленная, вдумчиво отрепетированная и уже неоднократно произнесенная речь, и каждый эпитет, каждая интонация были преисполнены эмоционального содержания, это было настоящее произведение искусства. Старик был никаким не изобретателем, а художником, гениальным оратором, дос- тойнейшим из последователей демосфена, цицерона, иоана златоуста... Шатаясь я отступил в сторону и прислонился лбом к холодной стенке. Тут Эдик негромко ударил в ладоши, и старикашка за- молчал. На секунду мне показалось, что Эдик остановил время, потому что все сделались неподвижны, словно вслу- шиваясь в глубокую средневековую тишину, мягким бархатом повисшим в комнате. Потом Лавр Федотович отодвинул крес- ло и встал. - По закону и по всем правилам я должен был бы гово- рить последним, - начал он. - но бывают случаи, когда за- коны и правила оборачиваются против своих адептов, и тогда их приходится отбрасывать. Я начинаю говорить пер- вым потому, что мы имеем дело с таким случаем. Я начинаю говорить первым потому, что не ожидаю и не потерплю ни- каких возражений. Ни о каких возражениях не могло быть и речи. Рядовые члены тройки были настолько потрясены этим приступом красноречия, что позволяли себе только переглядываться. - Мы - гардианы науки, - продолжил Лавр Федотович. - мы - ворота в ее храмы, мы - беспристрастные фильтры, обе- регающие от фальши, от легкомыслия, от заблуждений. Мы охраняем посевы знаний от плевел невежества и ложной мудрости. И пока мы делаем это - мы не люди, мы не знаем снисхождения, жалости, лицемерия. Для нас существует только одно мерило: истина. Истина отдельна от добра и зла, истина отдельна от человека и человечества, но только до тех пор, пока существует добро и зло, пока су- ществует человек и человечество. Нет человечества -к че- му истина? Никто не ищет знаний, значит - нет человечес- тва, и к чему же тогда истина. Когда поэт сказал: "и на ответы нет вопросов', он описал самое страшное состояние человеческого общества - конечное его состояние... Да, этот человек, стоящий перед нами - гений. В нем воплоще- но и через него выражено конечное состояние человечест- ва. Но он - убийца, ибо он убивает дух. Более того, он - страшный убийца, ибо он убивает дух всего человечества. и потому нам больше не можно оставаться беспристрастными фильтрами, а должно нам помнить, что мы - люди, и как людям нам должно защищаться от убийцы. И не обсуждать должно нам, а судить. Но нет законов для такого суда, и потому должно нам не судить, а беспощадно карать, как карают охваченные ужасом. И я, старший здесь, нарушая законы и правила, первым говорю: смерть! Рядовые члены тройки разом вздрогнули и заговорили: - Которого? - с готовностью спросил Хлебовводов, по- нявший по-видимому, только последнее слово. - Импосибель! - испуганно прошептал Выбегалло. - Позвольте, Лавр Федотович! - залепетал Фарфуркис. - все это правильно, но можем ли мы... Тогда Эдик снова хлопнул в ладоши. - Грррм! - произнес Лавр Федотович, ворочая шеей, и сел. - Есть предложение считать сумерки сгустившимися и в соответствии с этим зажечь свет. Комендант сорвался с места и включил свет. Лавр федо- тович, не щурясь как орел на солнце, глядел на лампу и перевел взгляд на "ремингтон'. - Выражая общее мнение, - сказал он, - постановляю: данное дело номер сорок второе считать рационализирован- ным. Переходя к вопросу об утилизации, предлагаю товари- щу зубо огласить заявку. Комендант принялся торопливо листать дело, а тем вре- менем профессор Выбегалло выбрался из-за стола, с чувст- вом пожал руку старикашке, а потом, прежде, чем я успел увернуться, и мне. Он сиял, а я не знал, куда деваться. я не смел оглянуться на Эдика. Пока я тупо размышлял, не запустиь ли мне "ремингтоном" в Лавра Федотовича, меня схватил старикашка. Он, как клещ, вцепился мне в шею и троекратно поцеловал, оцарапав щетиной. Не помню, как я добрался до своего стула. Помню только, что Эдик шепнул мне: "эх, саша!... Ну, ничего, с кем не бывает... " Между тем комендант перелистал все дело и жалобным голосом сообщил, что на данное дело заявок не поступило. Фарфуркис тотчас заявил протест и процитировал статью инструкции, из которой следовало, что рационализация без утилизации есть нонсенс и может быть признана действи- тельной лишь условно. Хлебовводов начал орать, что эти штучки не пройдут, что он даром деньги получать не жела- ет, и что он не позволит коменданту отправить коту под хвост четыре часа рабочего времени. Лавр Федотович с ви- дом одобрения продул папиросу, и Хлебовводов взыграл еще пуще. - А вдруг это родственник моему бабкину? - вопил он. - как так нет заявок? Должны быть заявки! Вы только погля- дите, старичок какой! Фигура какая самобытная, интерес- ная! Как это мы будем такими старичками бросаться! - Вот именно! - рявкнул вдруг Выбегалло. - именно об- щественность и не позволит. Как же это нет заявок, това- рищ зубо? Почему же это нет? - он сорвался с места и яст- ребом набросился на гору бумаг перед комендантом, - как это нет? - бормотал он, это что? Птеродактиль обыкновен- ный... Хорошо. А это?... Шкатулка пандоры! Чем же это вам не шкатулка... Пусть не пандоры, пусть машкина... это же формалитет, в конце концов... Это, например, клоп говорящий, пишущий, печатающий... А! Как же это нет зая- вок, товарищ зубо? А это что? Черный ящик! Заявочка на черный ящик есть, а вы говорите, что нет! Я обомлел. - Погодите, - сказал я, но меня никто не слушал. - Так это же не черный ящик! - вскричал комендант, прижимая к груди руки. - черный ящик совсем по другому номеру проходит! - Как так это не черный? - вскричал Выбегалло, хватая обшарпанный черный футляр "ремингтона', - какой же он по-вашему ящик-та? Зеленый? Или белый? Дезинформацией занимаетесь, общественными старичками бросаетесь. Комендант, оправдываясь, выкрикивал, что это, конеч- но, тоже черный ящик, не зеленый и не белый, явно чер- ный, но не тот ящик-то, тот ящик проходит по делу номер 97, и на него заявка имеется вот товарища привалова александра Ивановича, сегодня только получена, а этот черный ящик и не ящик вовсе, а эвристическая машина и проходит она по делу под номером 42, и заявки на нее нет. Выбегалло орал, что нечего тут... Эта... Жонглиро- вать цифрами и бросаться старичками: черное есть черное, оно не белое и не зеленое, и нечего тут, значит, махизм разводить и всякий империокритицизм, а пусть вот товари- щи, члены авторитетной тройки сами посмотрят и скажут, черный это ящик или, скажем, зеленый. Хлебовводов кричал что-то о бабкине, Фарфуркис требовал не уклоняться от ин- струкции, Эдик с удовольствием вопил: "долой', а я, как испорченный телефон, только твердил: "мой черный ящик - это не ящик... Мой черный ящик - это не ящик... " Наконец до Лавра Федотовича дошло ощущение некоторого непорядка. - Грррм! -сказал он, и все стихло. - затруднение? Това- рищ Хлебовводов, устраните. Хлебовводов твердым шагом подошел к выбегалле, взял у него из рук футляр и внимательно осмотрел его. - Товарищ зубо, - сказал он. - на что вы имеете заявку? - На черный ящик, - уныло сказал комендант. -дело номер 97-ое. - Я тебя не спрашиваю, какое номер дело, - возразил Хлебовводов. - я тебя спрашиваю: ты на черный ящик заяв- ку имеете? - Имею, - признался комендант. - Чья заявка? - Товарища привалова из ниичаво. Вот он сидит. - Да, - страстно сказал я, - но мой черный ящик-это не ящик, точнее, не совсем ящик... Однако Хлебовводов внимания на меня не обратил. Он посмотрел на свет, потом приблизился к коменданту и зло- веще произнес: - Ты что же это бюрократию разводите? Ты что же, не видите, какого оно цвета? На твоих глазах рационализацию произвели, вот товарищ от науки представитель на твоих глазах сидит, ждет, понимаете ли, выполнения заявки, ужинать давно пора, на дворе темно, а ты что же, номера- ми здесь жонглируете? Я чувствовал, что на меня надвигается какая-то тоска, что будущее мое заполняется каким-то унылым кошмаром, непоправимым и совершенно иррациональным. И я не пони- маю, в чем дело, и только продолжаю жалко бубнить, что мой ящик- это не совсем черный яшик. Мне хотелось раз- 'яснить, рассеять недоразумение. Комендант тоже бубнил что-то неубедительное, но Хлебовводов, погрозив ему ку- лаком уже возвращался на свое место. - Ящик, Лавр Федотович - черный, - с торжеством доло- жил он. Ошибки никакой быть не может, сам смотрел. И заяв- ка имеется, и представитель присутствует. - Это не тот ящик! - хором проныли мы с комендантом, но Лавр Федотович, тщательно изучив нас в бинокль, обна- ружил по-видимому, в обоих какие-то несообразности и сославшись на мнение народа, предложил приступить к не- медленной утилизации. Возражений не последовало, все ответственные лица ки- вали. - Заявку, - воззвал Лавр Федотович. Моя заявка легла перед ним на сукно. - Резолюция!! На заявку пала резолюция. - Печать!!! С лязгом распахнулась дверь сейфа, пахнуло затхлой канцелярией и перед Лавром Федотовичем засверкала медью большая круглая печать. И тогда я понял, что сейчас про- изойдет. Все во мне умерло. - Не надо! - просипел я. -помогите! Лавр Федотович взял печать обеими руками и занес ее над заякой. Собравшись с силами я вскочил на ноги. - Это не тот ящик, - завопил я в полный голос. - да что же это?.. Эдик! - Одну минуту, - сказал Эдик. - остановитесь пожалуйс- та, и выслушайте меня. Лавр Федотович задержал неумолимое движение. - Посторонний? -осведомился он. - Никак нет, - тяжело дыша, сказал комендант. - предс- тавитель. Снизу. - Тогда можно не удалять, - произнес Лавр Федотович и возобновил было процесс приложения большой круглой печа- ти, но тут оказалось, что возникло затруднение. Что-то мешало печати приложиться. Лавр Федотович сначала просто давил на нее, потом встал и навалился всем телом, но приложения все-таки не происходило - между бумагой и пе- чатью оставался зазор, и величина его явно не зависела от усилий товарища Вунюкова. Можно было подумать, что зазор этот был заполнен невидимым и чрезвычайно упругим веществом, препятствующим приложению. Лавр Федотович, видимо, осознав тщету своих стараний, сел, положив руки на подлокотники и строго, хотя без всякого удивления, посмотрел на печать. Печать неподвижно висела в санти- метрах 20-ти над моей заявкой. Казнь откладывалась, и я снова начал воспринимать ок- ружающее. Эдик что-то горячо и красиво говорил о разуме, об экономической реформе, о добре, о роли интеллигенции и о государственной мудрости присутствующих.... Он дер- жал печать, милый друг мой, спасая меня, дурака и слюн- тяя от беды, которую я сам накачал себе на голову.... присутствующие слушали его внимательно, но с недовольст- вием, а Хлебовводов ерзал, поглядывая на часы. Надо было что-то делать. Надо было немедленно что-то предприни- мать.... -... И в-седьмых, наконец, - рассудительно говорил Эдик, любому специалисту, а тем более такой авторитетной организации, должно быть ясно, товарищи, что так называ- емый черный ящик есть не более как термин теории инфор- мации, ничего общего не имеющий ни с черным цветом, ни с определенной формой какого бы то ни было реального пред- мета. Менее всего черным ящиком можно назвать данную пи- шущую машинку "ремингтон" вкупе с простейшими электрон- ными приспособлениями, которые можно приобрести в любом электротехническом магазине, и мне кажется странным, что профессор Выбегалло навязывает авторитетной организации изобретение, которое изобретением не являет ся и реше- ние, которое может подорвать ее авторитет. - Я протестую, - сказал Фарфуркис, - во-первых, товарищ представитель снизу нарушил здесь все правила ведения заседания, взял слово, которое ему никто не давал, и вдобавок, еще привысил регламент. Это раз. /я с ужасом увидел, что печать колыхнулась и упала на несколько сантиметров/ далее, мы не можем позволить товарищу пред- ставителю порочить наших лучших людей, чернить заслужен- ного профессора и научного консультанта товарища выбе- галло и обелять имеющий здесь место и уже заслуживший одобрение тройки черный ящик. Это два. / печать провали- лась еще на несколько сантиметров/. Наконец, товарищ представитель, надо бы вам знать, что тройку не интере- суют никакие изобретения. Об'ектом работы тройки являет- ся необ'ясненное явление, в качестве какового и выступа- ет уже рассмотренный и рационализированный черный ящик, он же эвристическая машина. - Это же до ночи можно просидеть, - обиженно добавил Хлебовводов. Ежели каждому представителю слово давать. Печать снова осела. Зазор был теперь не более десяти сантиметров. - Это не тот черный ящик, - сказал я и проиграл еще два сантиметра. - мне не нужен этот ящик! / еще сантиметр/. Я протестую! На кой черт эта старая песочни- ца с "ремингтоном'? Я жаловаться буду. - Это ваше право, - вежливо сказал Фарфуркис. / санти- метр /. - Эдик, - умоляюще возвал я. Эдик снова заговорил. Он взывал к теням ломоносова и энштейна, он цитировал передовые центральных газет, он воспевал науку и наших мудрых организаторов, но все было вообще. Лавра Федотовича это затруднение наконец утоми- ло, и, прервавши оратора, он произнес только одно слово: - Неубедительно Раздался тяжелый удар. Большая круглая печать впилась в мою заявку. 2. Р а з н ы е д е л а Мы покинули комнату заседаний последними. Я был по- давлен. Эдик взял меня под локоть. Он тоже был расстро- ен, но держался спокойней. Вокруг нас, увлекаемый инер- цией своего агрегата, вился старикашка Эдельвейс. Он на- шептывал мне слова вечной любви, обещал воду пить и ноги мыть, и требовал под'емных и суточных. Эдик дал ему три рубля и велел зайти послезавтра. Эдельвейс выпросил еще полтинник за вредность и исчез. Мне стало легче. - Ты не отчаивайся, - сказал Эдик. - у меня есть мысль. - Какая? - вяло спросил я. - Ты обратил внимание на речь Лавра Федотовича? - Обратил, зачем это тебе? - Я проверил есть ли у него мозги, - об'яснил Эдик. - Ну и как? - Ты же видел - есть. И я их ему задействовал. Они у него совсем не задействованы. Сплошные бюрократические рефлексы. Но я внушил ему, что перед ним настоящая маши- на и что сам он не Вунюков, а настоящий администратор с широким кругозором. Как видишь, кое-что получилось. правда психическая упругость у него огромная. Когда я убрал поле, никаких признаков остаточной деформации у него не обнаружилось. Каким он был, таким и остался. Но ведь это только прикидка, я вот посчитаю все как следу- ет, настрою аппарат, и тогда мы посмотрим. Не может быть, чтобы его нельзя было переделать. Сделаем его по- рядочным человеком, и нам будет хорошо, и всем будет хо- рошо, и ему будет хорошо.... - Вряд ли, - сказал я. - Видишь ли, - сказал Эдик, - существует теория пози- тивной реморализации. Из нее следует, что любое сущест- во, обладающее хоть искрой разума, можно сделать поря- дочным. Другое дело, что каждый отдельный случай требует особого метода. Вот мы и поищем этот метод. Так что ты не огорчайся. Все будет хорошо. Мы вышли на улицу. Снежный Федя ждал нас. Он поднялся со скамеечки, и мы втроем, рука об руку пошли вдоль ули- цы первого мая. - Трудно было? - спросил Федя. - Ужасно, - сказал Эдик. - я и говорить устал и слушать устал и вдобавок еще, кажется сильно поглупел. Вы заме- чаете, Федя, как я поглупел? - Нет еще, - сказал Федя застенчиво. - это обычно ста- новится заметно через час-другой. Я сказал: " хочу есть. Хочу забыться. Пойдемте куда-нибудь и забудемся. Вина выпьем. Мороженного.... " Эдик был за, Федя тоже не возражал, хотя и извинился, что не пьет вина и не понимает мороженного. Народу на улицах было много, но никто не слонялся по тротуару, как это обычно бывает в городах летними вече- рами. Потомки олеговых дружинников и петровских гренаде- ров тихо, культурно сидели на своих крылечках и молча трещали семечками. Семечки были арбузные, подсолнечные, тыквенные и дынные, а крылечки были резные с узорами, резные с фигурами, резные с балясинами и просто из глад- ких досок - замечательные крылечки, среди которых попа- дались и музейные экземпляры многовековой давности, взя- тые под охрану государством и обезображенные тяжелыми чугунными досками, об этом свидетельствующими. На задах крякала гармонь - кто-то, что называется пробовал лады. Эдик, с интересом оглядываясь, расспрашивал федю о жизни в горах. Федя с самого начала проникся к Эдику большой симпатией и отвечал охотно. - Хуже всего, - рассказывал Федя. - это альпинисты с гитарами. Вы не можете себе представить, как это страш- но, Эдик, когда в ваших родных диких горах, где шумят одни лишь обвалы, да и то в известное заранее время, вдруг над ухом кто-то зазвенит, застучит и примется ре- веть про то, как "нипупок" вскарабкался по "жандарму" и 'запилил" по гребню и как потом "ланцепупа" " прибило на землю ". Это бедствие, Эдик. У нас некоторые от этого болеют, а самые слабые даже умирают... - у меня дома кла- весин есть, - продолжал он мечтательно. - стоит у меня там на вершине клавесин, на леднике. Я люблю на нем играть в лунные ночи, когда тихо и совершенно нет ветра. Тогда меня слышат собаки вдали и начинают мне подвывать. Пра- во, Эдик, у меня слезы навертываются на глаза, так это получается хорошо и печально. Луна... Звуки в просторе несутся и далеко-далеко воют собаки.... - А как к этому относятся ваши товарищи? - спросил Эдик. - Их в это время никого нет. Остается обычно один мальчик, но он не мешает. Он хроменький... Впрочем, это вам не интересно. - Наоборот, очень интересно! - Нет, нет... Но вы, наверное, хотели бы узнать, от- куда у меня клавесин. Представьте себе, его занесли аль- пинисты. Они ставили рекорд и обязались втащить на нашу гору клавесин. У нас на вершине много неожиданных пред- метов. Задумает альпинист подняться к нам на мотоцикле - и вот у нас мотоцикл, хотя и поврежденный... Гитары по- падаются, велосипеды, бюсты разные, зенитные пушки... один рекордсмен хотел подняться на тракторе, но трактора не раздобыл, а раздобыл он асфальтовый каток. Если б вы видели, как он мучился с этим катком! Как старался! Но ничего у него не вышло, не дотянул до снегов. Метров пятьдесят всего не дотянул, а то был бы у нас асфальто- вый каток... А вот и Говорун, сейчас я вас познакомлю. Мы подошли к дверям кафе. На ярко освещенных ступенях роскошного каменного крыльца в непосредственной близости от турникета отирался клоп Говорун. Он жаждал войти, но швейцар его не пускал. Говорун был в бешенстве, отчего испускал сильный запах дорогого коньяка "курвуазье'. Фе- дя наскоро познакомил его с нами, посадил в спичечный коробок и велел сидеть тихо, и клоп сидел тихо, но как только мы прошли в зал и отыскали свободный столик, он сразу же развалился на стуле и принялся стучать по сто- лу, требуя официанта. Сам он, естественно, в кафе ничего не ел и не пил, но жаждал справедливости и полного соот- ветствия между работой бригады официантов и тем высоким званием, за которое эта бригада борется... Кроме того он явно выпендривался перед Эдиком: он уже знал, что Эдик прибыл в тьмускорпионь лично за ним, Говоруном, в качес- тве его, Говоруна, работодателя. Мы с Эдиком заказали себе яичницу по-домашнему, салат из раков и сухое вино. Федю в кафе хорошо знали и при- несли ему сырого тертого картофеля, морковную ботву и капустные кочерыжки, а перед Говоруном поставили фарши- рованные помидоры, которые он заказал из принципа. С'евши салат, я ощутил, что унижен и оскорблен, что устал, как последняя собака, что язык у меня не повора- чивается и что нет у меня никаких желаний. Кроме того я постоянно вздрагивал, ибо в шуме публики мне то и дело слышались визгливые выкрики: "ноги мыть и воду пить!... У ей в нутре!... " зато Говорун, видимо, был в прекрасном настроении и с наслаждением демонстрировал Эдику свой философический склад ума, независимость суждений и склонность к обобщениям. - До чего бессмысленные и неприятные существа! - гово- рил он, озирая зал с видом превосходства. - поистине только такие грузные жвачные животные способны под воз- действием комплекса неполноценности выдумывать миф о том, что они цари природы. Спрашивается, откуда взялся этот миф? Например мы, насекомые, считаем себя царями природы по справедливости. Мы многочисленны, вездесущи, мы обильно размножаемся, и многие из нас не тратят дра- гоценного времени на бессмысленные заботы о потомстве. мы обладаем органами чувств, о которых вы, хордовые, да- же понятия не имеете. Мы умеем погружаться в анабиоз на целые столетия без всякого вреда для себя. Наиболее ин- теллигентные представители нашего класса прославились, как крупнейшие математики, архитекторы, социологи. Мы открыли идеальное устройство общества, мы овладели ги- гантскими территориями мы проникаем всюду, куда захотим. поставим вопрос следующим образом: что вы, люди, самые, между прочим, высокоразвитые из млекопитающих, можете такого, чего бы хотели иметь и не имели мы? Вы много хвастаетесь, что умеете изготовлять орудия труда и поль- зоваться ими. Простите, но это смешно. Вы уподобляетесь калекам, которые хвастаются своими костылями. Вы строите себе жилища мучительно, с трудом, привлекая для этого такие противоестественные силы, как огонь и пар, строите тысячи лет, и все время по разному, и все никак не може- те найти удобной и рациональной формы жилища. А жалкие муравьи, которых я искренне презираю за грубость и при- верженность к культу грубой физической силы, решили эту простенькую проблемму сто миллионов лет назад, причем решили раз и навсегда. Вы хвастаетесь, что все время развиваетесь, и что вашему развитию нет предела. Нам ос- тается только хохотать. Вы ищете то, что давным давно найдено, запатентовано и используется с незапамятных времен, а именно: разумное устройство общества и смысл существования... Эдик слушал профессионально - внимательно, а Федя, покусывая кочерыжку великолепными зубами, произнес: - Я, конечно, слабый диалектик, но меня воспитали в представлении о том, что человеческий разум - это высшее творение природы. Мы в горах привыкли бояться человечес- кой мудрости и преклоняться перед нею, и теперь, когда я некоторым образом получил образование, я не устаю восхи- щаться той смелостью и тем хитроумием, которым человек уже создал и продолжает создавать так называемую вторую природу. Человеческий разум - это... Это... - он помотал головой и замолк. - Вторая природа! - ядовито сказал клоп. - третья сти- хия, четвертое царство, пятое состояние, шестое чудо света... Один крупный человеческий деятель мог бы спро- сить: зачем вам две природы? Загадили одну, а теперь пы- таетесь заменить ее другой... Я же вам уже сказал, фе- дор, что вторая природа - костыли калеки... Что же каса- ется разума... Не вам бы говорить, не мне бы слушать. сто веков эти бурдюки с питательной смесью разглагольст- вуют о разуме и до сих пор не могут договориться, о чем идет речь. В одном только они согласны: кроме них разу- мом никто не обладает. И что замечательно! Если существо маленькое, если его легко отравить какой-нибудь химичес- кой гадостью или просто раздавить пальцем, то с ним не церемонятся. У такого существа конечно же инстинкты, примитивная раздражительность, низшая форма нервной дея- тельности... Типичное мировозрение самовлюбленных имбе- цилов. Но ведь они же разумные, им же нужно все обосно- вать, чтобы насекомое можно было раздавить без зазрений совести! И посмотрите, Федор, как они это обосновывают, скажем, земляная оса отложила в норку яички и таскает для будущего потомства пищу. Что делают эти бандиты? Они варварски крадут отложенные яйца, а потом, исполненные идиотского удовлетворения, наблюдают, как несчастная мать закупоривает цементом пустую норку. Вот, мол, оса - дура не ведает, что творит, а потому у нее инстинкты, слепые инстинкты, вы понимаете, разума у нее нет, и в случае нужды допускается ее к ногтю. Ощущаете, какая гнусная подтасовка терминов? Априорно предполагается, что целью жизни осы является размножение и охранение по- томства, раз даже с этой главной она не способна толково управиться, то что же с нее взять? У них, у людей - кос- мос - космос, фотосинтез - фотосинтез, а у жалкой осы сплошное размножение, да и то на уровне примитивного ин- стинкта. Этим млекопитающим и в голову не приходит, что у осы богатейший духовный мир, что за свою недолгую жизнь она должна преуспеть - ей хочется преуспеть и в науках, и в искусствах, этим теплокровным и неведомо, что у нее просто ни времени, ни желания нет оглядываться на своих детенышей, тем более, что и не детеныши даже, а бессмысленные яички... Ну, конечно, у ос существуют пра- вила, нормы поведения, мораль. Поскольку осы от природы весьма легкомысленны в вопросах продолжения рода, закон, естественно, предусматривает известное наказание за не- полное выполнение родительских обязаностей. Каждая поря- дочная оса должна выполнить определенную последователь- ность действий: выкопать норку, отложить яички, натас- кать Парализованных гусениц: закупорить норку. За этим следят, существует негласный контроль, оса всегда учиты- вает возможность присутствия за ближайшим камешком инспектора-соглядатая. Конечно же оса видит, что яички у нее украли и что исчезли запасы питания. Но она не может отложить яички вторично и она совсем не намерена тратить время на восстановление пищевых запасов. Полностью соз- навая всю нелепость своих действий, она делает вид, что ничего не заметила, и доводит программу до конца потому что менее всего ей улыбается таскаться по девяти инстан- циям комитета охраны вида... Представьте себе, Федор, шоссе, прекрасную гладкую магистраль от горизонта до го- ризонта. Некий экспериментатор ставит поперек дороги ро- гатку с табличкой "об'езд'. Видимость превосходная, шо- фер прекрасно видит, что на закрытом участке ему абсо- лютно ничего не грозит. Он даже догадывается, что это чьи-то глупые шутки, но следуя нормам и правилам поведе- ния порядочного автомобилиста, он сворачивает на отвра- тительную обочину, захлебывается в грязи или в пыли, тратит массу времени и нервов, чтобы снова выехать на то же шоссе двумястами метрами дальше. Почему? Да все по той же причине: он законопослушен и он не хочет таскать- ся по инстанциям оруда, тем более, что у него как и у осы, есть основания предполагать, что это ловушка, и что вот в тех кустах сидит инспектор с мотокциклом. А теперь представим себе, что неведомый экспериментатор ставит этот опыт, чтобы установить уровень человеческого интел- лекта и что этот экспериментатор такой же самовлюбленный дурак, как и разрушитель осиного гнезда. Ха-ха! К ка- ким бы он выводам пришел!... - Говорун в восторге засту- чал по столу всеми лапками. - Нет, - сказал Федя. - как-то у вас все упрощенно по- лучается, Говорун. Конечно, когда человек ведет автомо- биль, он не может блеснуть интеллектом... - Точно также, - перебил хитроумный клоп. - как не бле- щет интеллектом оса, откладывающая яйца. - Подождите, Говорун, - сказал Федя. - вы все время ме- ня сбиваете я хочу сказать... Да! Чтобы насладиться ве- личием человеческого разума, надо окинуть все здание этого разума, все достижения литературы и искусства. Вот вы пренебрежительно отозвались о космосе, а ведь спутни- ки, ракеты - это великий шаг, это восхищает, и согласи- тесь, что ни одно членистоногое не способно к таким свершениям. Клоп презрительно повел усами. - Я мог бы возразить, что космос членистоногим ни к чему, произнес он. - однако людям он тоже ни к чему, и по- этому об этом говорить не будем. Вы не понимаете простых вещей, Федор. Дело в том, что у каждого вида существует своя исторически сложившаяся, передающаяся из поколения в поколение, мечта. Осуществление этой мечты и называют обычно великим свершением. У людей было две истинных мечты: мечта летать вообще, проистекшая из зависти к на- секомым, и мечта слетать к солнцу, проистекшая из неве- жества, ибо они полагали, что до солнца рукой подать. нельзя ожидать, что у разных видов, а тем более классов и типов живых существ, великая мечта должна быть одна и та же. Смешно предполагать, чтобы у мух из поколения в поколение передавалась бы мечта о свободном полете, у спрутов - мечта о морских глубинах, а у нас, - цимекс лектурия, о солнце, которое мы терпеть не можем. Каждый мечтает о том, что недостижимо, но обещает удовольствие. потомственная мечта спрутов, как известно, свободное пу- тешествие по суше, и спруты в своих мокрых пучинах много и полезно думают на этот счет. Извечной и зловещей меч той вирусов является абсолютное мировое господство и как ни ужастны методы, которыми они в настоящий момент поль- зуются, им нельзя отказать в настойчивости, изобрета- тельности, способности к самопожертвованию во имя вели- кой цели. А грандиозная мечта паукообразных? Много мил- лионов лет назад они опрометчиво выбрались из моря на сушу и с тех пор мучительно мечтают вернуться в родную стихию. Вы бы только послушали их песни и баллады о мо- ре! Сердце разрывается от жалости и сочувствия. В срав- нении с этими балладами героический миф о дедале и икаре - просто забавная побасенка. И что же? Кое чего они дос- тигли, причем весьма хитроумным путем, ибо членистоногим вообще свойственны хитроумные решения. Они добиваются своего, создавая новые виды. Сначала они создали водобе- гающих пауков, потом пауков-водолазов, а теперь во весь ход идут работы по созданию вододышащего паука. Я уж не говорю о нас, клопах, мы своего достигли давно: когда появились на свет эти бурдюки с питательной смесью... Вы меня понимаете, Федор? Каждому племени - своя мечта. Не надо хвастаться достижениями перед своими соседями по планете. Вы рискуете попасть в смешное положение. Вас сочтут глупцами те, кому ваши мечты чужды, и вас сочтут жалкими болтунами те, кто свою мечту осуществил уже дав- но. - Я не могу вам ответить, Говорун, - сказал Федя. - но должен признаться, что мне неприятно вас слушать. во-первых я не люблю, когда хитрой казуистикой опровер- гаются очевидные вещи, а во-вторых, я все-таки тоже че- ловек. - Вы - снежный человек. Вы - недостающее звено. С вас взятки гладки. Вы даже, если хотите знать, нес'едобны. А вот почему мне не возражают гомо сапиенсы, так сказать? почему они не выступают за честь своего вида, своего класса, своего типа? Об'ясню: потому что им нечего воз- разить. Внимательный Эдик пропустил этот вызов мимо ушей. Мне было что возразить, этот болтун раздражал меня безумно, но я сдерживался, потому что помнил: Федор Симеонович сейчас смотрит в магический кристалл и видит все. - Нет уж, позвольте мне, - сказал Федя. - да, я снежный человек да, нас принято оскорблять, нас оскорбляют даже люди, ближайшие наши родственники, наша надежда, символ нашей веры в будующее... Нет-нет позвольте, Эдик, я ска- жу все, что думаю. Нас оскорбляют наиболее отсталые и невежественные слои человеческого рода, давая нам гнус- ную кличку "иети', которая, как известно, созвучна со свифтовским "иеху', и кличку "голубь-яван', которая оз- начает нето "огромная обезьяна', нето "отвратительный снежный человек'. Нас оскорбляют и самые передовые пред- ставители человечества, называя нас "недостающим зве- ном', "человекообезьяной" и другими научно звучащими, но порочащими нас прозвищами. Может быть, мы действительно достойны некоторого пренебрежения. Мы медленно сообража- ем, мы действительно "неприхотливы', в нас так слабо стремление к лучшему, разум наш еще дремлет. Но я верю, я знаю, что человеческий разум, находящий наивысшее нас- лаждение в переделывании природы, сначала окружающей, а в перспективе и своей собственной. Вы, Говорун, все-таки паразит. Простите меня, но я использую этот термин в на- учном смысле. Я не хочу вас обидеть, но вы паразит, и не понимаете, какое это высокое наслаждение - переделывать природу. И какое это перспективное наслаждение, природа, ведь бесконечна, и переделывать ее можно бесконечно дол- го. Вот почему человека называют царем природы. Потому что он не только изучает природу, не только находит вы- сокое, но пассивное наслаждение в единении с нею, но он переделывает природу, он лепит ее по своей нужде, по своему желанию, а потом будет лепить по своей прихоти... - Ну да! - сказал клоп. - а покуда он, человек, обни- мая некоего Федора за широкие волосатые плечи, выводит его на эстраду, предлагая некоторому Федору изобразить процесс очеловечИвания обезьяны перед толпой лузгающих семечки обывателей... Внимание! - заорал он вдруг. - се- годня в клубе лекция кандидата наук вялобуева-франкенштейна "дарвинизм против религии" с наглядной демонстрацией процесса очеловечИвания обезья- ны. Акт первый: "обезьяна'. Федор сидит у лектора под столом и талантливо ищется под мышками, бегая по сторо- нам ностальгическими глазами. Акт второй : "человек-обезьяна'. Федор, держа палку от метлы ходит по эстраде, ища, что забить. Акт третий: 'обезьяна-человек'. Федор под наблюдением и руководством пожарника разводит на железном противне небольшой костер изображая при этом ужас и восторг одновременно. Акт чет- вертый: "человек создал труд'. Федор с испорченным от- бойным молотком изображает первобытного кузнеца. Акт пя- тый: " апофеоз'. Федор садится за пианино и наигрывает 'турецкий марш'... Начало лекции в шесть часов, после лекции новый заграничный фильм "на последнем берегу" и танцы! Чрезвычайно польщенный, Федя застенчиво улыбает- ся. - Ну, конечно, Говорун, - сказал он расстроганно. - я же знал что существенных разногласий между нами нет. Ко- нечно же, именно вот таким образом понемножку, полегонь- ку разум начинает творить свои благодетельные чудеса, обещая в перспективе архимедов, ньютонов и эйнштейнов. только вы напрасно преувеличиваете мою роль в этом куль- турном мероприятии, хотя я и понимаю - вы просто хотите сделать мне приятное. Клоп посмотрел на него бешенными глазами, а я злорад- но хихикнул. Федя забеспокоился. - Я что-нибудь не так сказал? - спросил он. - Вы молодец, - сказал я. - вы его так отбрили, что он даже осунулся. Видите, он даже фаршированные помидоры стал жрать от бессилия... - Да, Говорун, я слушаю вас с интересом, - сказал Эдик. -я, конечно, вовсе не намерен вам возражать, потому что, как я рассчитываю, у нас впереди еще много диспутов по серьезным вопросам. Я только хотел бы констатировать, что, к сожалению в ваших рассуждениях слишком много че- ловеческого, и слишком мало оригинального, присущего лишь психологии цимекс лектулария. - Хорошо, - с раздражением вскричал клоп. - все это прекрасно. Но, может быть, хоть один представитель гомо сапиенс снизойдет до прямого ответа на те соображения, которые мне позволено было здесь высказать? Или, повто- ряю, ему нечего возразить? Или человек разумный имеет к разуму не более отношения, чем змея очковая к широко распространенному оптическому устройству? Или у него нет аргументов, доступных пониманию сушества, которое обла- дает лишь примитивными инстинктами? И тут я не выдержал. У меня был аргумент, доступный пониманию, и я его с удовольствием использовал. Я проде- монстрировал Говоруну свой указательный палец, а затем сделал движение, словно стирая со стола упавшую каплю. - Очень остроумно, - сказал клоп, бледнея. - вот уж во- истину на уровне высшего разума... Федя робко попросил, чтобы ему об'яснили смысл этой пантомимы, однако Говорун об'явил, что все это вздор. - Мне здесь надоело, - преувеличенно громко сообщил он, барски озираясь. - пойдемте отсюда. Я расплатился, и мы вышли на улицу, где остановились, решая, что делать дальше. Эдик предложил пойти в гости- ницу и попытаться устроиться, но Федя сказал, что в тьмускорпиони гостиница не проблемма: во всей гостинице живут только члены тройки, остальные номера пустуют. Я посмотрел на угнетенного клопа, почувствовал угрызения совести и предложил прогуляться по берегу скорпионки под луной. Федя поддержал меня, но клоп Говорун запротесто- вал: он устал, ему надоели бесконечные разговоры, он, в конце концов, голоден, он лучше пойдет в кино. Нам стало его совсем жалко - так он был потрясен и шокирован моим жестом, может быть, действительно несколько бестактным, и мы направились было в кино, но тут из-за пивного ларь- ка на нас вынесло старикашку Эдельвейса. В одной руке он сжимал пивную кружку, а другой цеплялся за свой агрегат. Заплетающимся языком он выразил свою преданность нау- ке и лично мне и потребовал сметных, высокогорных, а также покупательных на приобретение каких-то раз'емов. Я дал ему рубль и он вновь устремился за ларек. По дороге в кино Говорун все никак не мог успокоить- ся. Он бахвалился, задирал прохожих, сверкал афоризмами и парадоксами, но видно было, что ему все еще крайне не по себе. Чтобы вернуть клопу душевное равновесие, Эдик рассказал ему о том, какой гигантский вклад он, клоп го- ворун, может совершить в теории линейного счастья, и прозрачно намекнул на мировую славу и на неизбежность длительных командировок за границу, в том числе и в эк- зотические страны. Душевное равновесие было восстановлено полностью. Го- ворун явно приободрился, посолиднел, и, как только погас свет тут же полез по рядам кусаться, так что мы с Эдиком не получили никакого удовольствия: Эдик боялся, что го- воруна тихо раздавят, я же ждал безобразного скандала. кроме того в зале было душно, фильм показывали тошнот- ворный, и мы с облегчением вздохнули, когда все кончи- лось. Светила луна, со скорпионки несло прохладой. Федя ви- новато сообщил, что у него режим и ему пора спать. Было решено проводить его до колонии. Мы пошли берегом... внизу под обрывом величественно несла в своих хрусталь- ных струях ядовитые сточные воды древняя скорпионка. На той стороне вольно раскинулись в лунном свете заливные луга. На горизонте темнела зубчатая кромка далекого ле- са. Над какими-то мрачными полуразрушившимися башнями, сверкая опозавательными огнями совершало эволюции не- большое летающее блюдце. - Что это за развалины? - спросил Эдик. - Это соловьиная крепость, - ответил Федя. - Что вы говорите! - поразился Эдик. - та самая, из-под мурома? - Да, двенадцатый век. - А почему только две башни? - спросил Эдик. Федя об'яснил ему, что до осады было четыре: кикимо- ра, аукалка, плюнь-ядовитая и уголовница. Годзилла про- жег стену между аукалкой и уголовницей, ворвался во двор и вышел защитникам в тыл. Однако он был дубина, по слу- хам - самый здоровенный и самый глупый из четырехглавых драконов. В тактике он не разбирался и не хотел разби- раться, а потому, вместо того чтобы сосредоточенными ударами сокрушить одну башню за другой, кинулся на все четыре сразу, благо голов как раз хватало. В осаде же сидела нечисть бывалая и самоотверженная - братья раз- бойники сидели, соловей одихманьтьевич и лягва одихмань- тьевич, с ними лихо одноглазое, а также союзный злой дух кончар, по прозвищу грыш. И годзилла, естественно пост- радал через дурость свою и жадность. Вначале, правда ему повезло осилить кончара, скорбного в тот день вирусным гриппом, и в плюнь-ядовитую алчно ворвался годзиллов прихвостень, вампир вервульф, который, впрочем, тут же прекратил военные действия и занялся пьянством и грабе- жами. Однако это был первый и единственный успех годзил- лы за всю кампанию. Соловей одихманьтьевич на пороге аукалки дрался бешено и весело, не отступая ни на шаг. лягва одихманьтьевич по малолетству отдал было первый этаж кикиморы и на втором закрепился, раскачал башню и обрушил ее вместе с собой на атаковавшую его голову в тот самый момент, когда хитрое и хладнокровное лихо од- ноглазое, заманившее правофланговую голову в селитрянные подвалы уголовницы, взорвало башню со всем содержимым. лишившись половины голов, и без того недалекий годзилла окончательно одурел, метался по крепости, давя своих и чужих и, брыкаясь, кинулся в отступ. На том бой и кон- чился. Захмелевшего вервульфа соловей одихманьтьевич прикончил акустическим ударом, после чего и сам скончал- ся от множества ожогов. Уцелевшие ведьмы, лешие, водя- ные, аукалки, кикиморы и домовые перебили деморализован- ных вурдалаков, троллей, гномов, сатиров, наяд и дриан и, лишенные отныне руководства разбрелись в беспорядке по окрестным лесам. Что же касается годзиллы, то его за- несло в большое болото, именуемое ныне коровье вязло, где он в скорости и подох от газовой гангрены. - А вход туда свободный? - спросил Эдик, вглядываясь в темные, мохнатые глыбы аукалки и плюнь-ядовитой. - Свободный, - сказал Федя. - за пятачок. Прогулка получилась на славу. Федя об'яснил нам уст- ройство вселенной и попутно выяснилось, что он простым глазом видит кольцо сатурна и красное пятно на юпитере. клоп азартно доказывал ему, что все это хорошо оплачен- ный вздор, а на самом деле вселенная имеет форму пружин- ного матраца. Вокруг все время крутился застенчивый кузьма, птеродактиль обыкновенный. Собственно в темноте мы его так и не разглядели. Он дробно топотал, со слабым кваканьем трещал кустами рядом, а иногда вдруг взлетал, закрывая луну растопыренными крыльями. Мы звали его, обещая лакомства и дружбу, но он так и не решился приб- лизиться. В колонии мы также познакомились с пришельцем конс- тантином. Константину сильно не повезло, его летающее блюдце совершило вынужденную посадку около года назад. при посадке корабль испортился окончательно, и защитное силовое поле, которое автоматически создавалось в молент приземления, убрать не удалось. Поле это было устроено так, что не пропускало ничего постороннего. Сам констан- тин со своей одеждой и деталями мог ходить через сирене- вую пленку, но семейство полевых мышей, случайно оказав- шееся на месте посадки, так там и осталось, и Константин вынужден был скармливать ему небогатые свои запасы, так как земную пищу пронести под защитный колпак не мог даже в своем желудке. Под колпаком оказались забытые кем-то на парковой аллее тапочки, это было единственное из зем- ных благ, от которых Константину была хоть какая-то польза. Кроме тапочек и мышей в защитное поле были зак- лючены два куста волчьей ягоды, часть чудовищной садовой скамейки, изрезанной всевозможными надписями, и четверть акра сыроватой, никогда не просыхающей почвы. Константиновы дела были плохи. Звездолет не желал чи- ниться, в местных мастерских не было, естественно, ни подходящих запчастей, ни специального оборудования. кое-что можно было достать в научных центрах, но требо- валось ходатайство тройки, и Константин вот уже много месяцев ждал вызова. Он возлагал некоторые надежды на помощь землян, он рассчитывал, что ему хотя бы удастся снять проклятое защитное поле и провести, наконец, на корабль какого-нибудь крупного ученого, но в общем-то он был настроен скорее пессимистически, он был готов к то- му, что земная техника будет в состоянии помочь ему лет через двести. Костантиново блюдце, сияя, как гигантская газосветная лампа, стояло недалеко от дороги. Из под блюдца торчали ноги Константина, обутые в скороходовские тапочки сорок четвертого размера. Ноги отлягивались от семейства мышей, настойчиво требовавших ужина. Федя пос- тучал в защитное поле, и Константин, увидев нас, выбрал- ся из под блюдца. Он прикрикнул на мышей и вышел к нам. знаменитые тапочки остались, конечно внутри, и мыши тот- час устроили в них временное обиталище. Мы представи- лись, выразили сочувствие, спросили как дела. Константин бодро сообщил, что кажется начало получаться и перечис- лил два десятка незнакомых нам приборов, которые были ему необходимы. Он оказался очень общительным разумным существом. А может быть, просто стосковался по собесед- никам. Мы его распрашивали, он охотно отвечал. Но выгля- дел он неважно, и мы сказали ему, что вредно так много работать, и что пора спать. Минут через десять мы обьяс- нили ему, что такое - спать, после чего он признался, что это ему совсем не интересно, и что он лучше не ста- нет этим заниматься. Кроме того близилось время кормить мышей. Он пожал нам руки и снова полез под блюдце. Мы распрощались с федей и отправились в гостинницу. Время было уже позднее, город уже засыпал, и только далекодалеко играла гармошка, и чистые девичьи голоса сообщали: Ухажеру моему Я говорю трехглазому: Нам поцалуи ни к чему - Мы братия по разуму Дело N 72 пришелец Константин Утреннее солнце, вынырнув из-за угла, теплым потоком ворвалось в открытые окна комнаты заседаний, когда на пороге появился каменнолицый Лавр Федотович и немедленно предложил задернуть шторы. - Народу это не нужно, - обьяснил он. Сейчас же за ним появился Хлебовводов, подталкивая впереди себя выбегаллу. Выбегалло, размахивая портфелем, горячо толковал ему что-то по французски, а Хлебовводов приговаривал: " ладно, ладно тебе, развоевался... "когда комендант задернул шторы, на пороге возник Фарфуркис. Он что-то жевал и утирался. Невнятной скороговоркой изви- нившись за опоздание, он разом проглотив все недожеван- ное и завопил: - Протестую! Вы с ума сошли, товарищ зубо! Немедленно убрать эти шторы! Что за манера отгораживаться и бросать тень? Возник крайне неприятный инцидент, и все время, пока Фарфуркиса унижали, сгибали в бараний рог, вытирали об него ноги и выбивали ему бубну, Выбегалло, как бы гово- ря: " вот злонравия достойные плоды! ", укоризненно ка- чал головой и многозначительно поглядывал в мою сторону. потом Фарфуркиса, растоптаного, растерзанного, измоча- ленного, измолоченного пустили унижено догнивать на мес- то, а сами, отдуваясь, опуская засученные рукава, вычи- щая клочья шкуры из-под когтей, облизывая окровавленные клыки и время от времени непроизвольно взрыкивая, рассе- лись за столом и об'явили себя готовыми к утреннему за- седанию. - Грррм, - произнес Лавр Федотович, бросив последний взгляд на распятые останки. - следующий, докладывайте, товарищ зубо. Комендант впился скрюченными пальцами в раскрытую папку, последний раз глянул поверх бумаг на поверженного врага налитыми глазами, в последний раз с оттяжкой кинул задними лапами землю, поклокотал горлом и только почуя жадно раздутыми ноздрями сладостный аромат разложения, окончательно успокоился. - Дело семьдесят второе, - забарабанил он. - костантин Константинович Константинов, двести тринадцатый до новой эры, город Константинов новой планеты Константины, звез- ды антарес.... - Я бы попросил, - прервал его Хлебовводов. - ты что же это нам читаете? Ты же нам роман читаете. Или водевиль? ты, братик, анкету нам зачитываете, а получается у тебя водевиль. Лавр Федотович взял бинокль и направил его на комен- данта. Комндант сник. - А я вот помню в сызрани, - продолжал Хлебовводов. - бросили меня заведующим курсов квалификации среднего персонала, так там тоже был - улицу не хотел подме- тать... Только не в сызрани это было, а в саратове! сперва я там школу мастеров-крупчатников укрупнял, а по- том, значит, бросили меня на эти курсы... Да, в сарато- ве, в пятьдесят втором году, зимой. Морозы, помню, как в сибири... Нет, - сказал он с сожалением. - не в саратове это было. В сибири это и было, а вот в каком городе вы- летело из башки. Вчера еще помнил, эх, думаю, хорошо бы там в этом городе... Он замолчал, мучительно приоткрыв рот. Лавр Федотович подождал еще немного, осведомился, есть ли вопросы к докладчику, убедился, что вопросов нет и предложил хле- бовводову продолжать. - Л а в р ф е д о т о в и ч, - прочуствованно сказал Хлебовводов. - забыл, понимаете, город. Ну, забыл и все. пускай он пока дальше зачитывает, а покуда вспомню. только пускай он по форме, пускай пункты называет и не частит, а то ведь безобразие получается... - Продолжайте докладывать, товарищ зубо, - сказал Лавр Федотович. - Пункт пятый, - прочитал комендант с робостью. - наци- ональность.... Фарфуркис позволил себе слабо шевельнуться и сейчас же испуганно замер. Однако Хлебовводов уловил это движение и приказал ко- менданту: - Сначало. Сначало! Сызнова начинайте! - Пункт первый, - сказал комендант. - фамилия... Пока он читал сызнова, я рассматривал Эдиков ремора- лизатор. Это была плоская блестящая коробочка со стекла- ми, похожая на игрушечный автомобильчик. Эдик управлялся с этим приборчиком удивительно легко. Я бы так не мог. пальцы у него двигались как змеи. Я загляделся. - Херсон! - заорал вдруг Хлебовводов. - в херсоне это было, вот где... Ты, давайте продолжайте, - сказал он вздрогнувшему коменданту. - это я так вспомнил... Он сунулся к уху Лавра Федотовича и, млея от смеха, принялся ему что-то нашептывать, так что черты товарища Вунюкова обнаружили тенденцию к раздеревянению, и он вы- нужден прикрыться от демократии обширной ладонью. - Пункт шестой, - нерешительно закончил комендант. - образование высшее син... Кр и... Кретическое. Фарфуркис дернулся и пискнул, но опять не посмел. Хлебовводов ревниво вскинулся. - Какое? Какое образование? - Синкретическое, - повторил комендант единым духом. - Ага, - сказал Хлебовводов и поглядел на Лавра Федото- Вича. - Это хорошо, - веско произнес Лавр Федотович. - мы лю- Бим самокритику. Продолжайте докладывать, товарищ зубо. - Пункт седьмой. Знание иностранных языков: все без Словаря. - Чего-чего, - сказал Хлебовводов. - Все, - повторил комендант, - без словаря. - Вот так самокритическое, - сказал Хлебовводов. - ну, Ладно, мы это проверим. - Пункт восьмой: профессия и место работы в настоящее Время: читатель поэзии, амфибрахист, пребывает в крат- Косрочном отпуске. Пункт девятый... - Подождите, - сказал хлебоводов. - работает-то он где? - В настоящее время он в отпуске, - пояснил комендант. - в краткосрочном. - Это я без тебя понял, - возразил хлебоводов. -я гово- Рю: специальность у него какая? Комендант поднял папку к глазам. - Читатель... - сказал он. - стихи, видно, читает. Хлебовводов ударил по столу ладонью. - Я тебе не говорю, что я глухой, - сказал он. - что он читает это я слышал. Читает и пусть читает в свободное от работы время. Специальность, говорю! Работает где, кем? Выбегалло отмалчивался и я не выдержал. - Его специальность - читать поэзию, - сказал я. - он специализируется по амфибрахии. Хлебовводов поглядел на меня с подозрением. - Нет, - сказал он. - амфибрахия - это я понимаю. Ам- фибрахия там... То, се... Вот, что я хочу выяснить? Я хо- чу уяснить, за что ему зарплату платят? - У них зарплаты как таковой нет, - пояснил я. - Во! - обрадовался хлебоводов. - безработный! Но тут же опять насторожился. - нет, не получается!... концы с концами у вас не сходятся. Зарплаты нет, а от- пуск есть. Что-то вы тут крутите, изворачиваетесь тут что-то... - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - имеется вопрос к докладчику, а также к научному консультанту. Профессия дела номер семьдесят два. - Читатель поэзии, - быстро сказал Выбегалло. - и вдо- бавок эта... Амфибрахист. - Место работы в настоящее время? - осведомился он. - Пребывает в краткосрочном отпуске. Отдыхает, зна- чит, краткосрочно. Лавр Федотович, не поварачивая головы, перекатил взгляд в сторону хлебоводова: " имеются еще вопросы? " Хлебовводов тоскливо заерзал. Простым глазом было вид- но, как высокая доблесть солидарности с мнением начальс- тва бьется в нем с не менее высоким чувством гражданско- го долга. Наконец гражданский долг победил, хотя и с за- метным для себя ущербом. - Что я должен сказать, Лавр Федотович, - залебезил Хлебовводов. - ведь вот что я должен сказать! Амфибрахист - это вполне понятно. Амфибрахий там... То, его... И насчет поэзии все четко. Пушкин там, михалков, корней- чук... А вот читатель. Нет же в номенклатуре такой про- фессии! И понятно, что нет. А то как это получается? Я, значит, стишки почитываю, а мне за это - зарплата, мне за это отпуск... Вот что я должен уяснить. Лавр Федотович взял бинокль и возрился на выбегаллу. - Заслушаем мнение консультанта, - об'явил он. Выбегалло поднялся. - Эта... - сказал он, погладив бороду. - товарищ хлебо- водов правильно здесь заостряет вопрос и верно расстав- ляет акценты. Народ любит стихи - се ля мен сюр ле кер ке же ву ле ди (1). Но всякие ли стихи нужны народу? Же ву деманд анпе (2)? Всякие ли? Мы с вами, товарищи, знаем, что далеко не всякие. Поэтому мы должны очень строго следовать... Эта... Определенному, значить, кур- су, не терять из виду маяков и... Эта... Ле вин этирэ или фо ле буар (3). Мое мнение лично вот такое: эдетуа э дье тедера (4). Но я предложил бы еще заслушать присутс- вующего здесь представителя снизу товарища привалова, вызвать его, так сказать, в качестве свидетеля... Лавр Федотович перевел бинокль на меня. Хлебовводов сказал: - А что же, пускай, все равно же он постоянно выска- кивает, не терпится ему, вот пускай и пояснит, раз он такой шустрый... - Вуаля, - с горечью сказал Выбегалло. - ледукасьен кон донно женбом дапрезан (5).
(1). Я говорю вам это, положа руку на сердце. (2). Я вас спрашиваю? (3). Когда вино откупорено, его следует выпить. (4). Помогай себе сам, тогда и бог тебе поможет. (5). Вот воспитание, какое дают теперь молодым людям. - Вот и я говорю: пускай, - повторил Хлебовводов. - У них там очень много поэтов, - об'яснил я. - все пи- шут стихи, и каждый поэт, естественно, хочет иметь свое- го читателя. Читатель же - существо неорганизованное, он этой простой вещи не понимает. Он с удовольствием читает хорошие стихи, и даже заучивает их наизусть, а плохие и знать не желает. Создается ситуация несправедливости, неравенства, а поскольку жители там очень деликатные и стремятся, чтобы всем хорошо было, создана специальная профессия - читатель. Один специализируется по ямбу, другие по хорею, а Константин Константинович - крупный специалист по амфибрахию и осваивает сейчас александрий- ский стих, приобретает вторую специальность. Цех это, ес- тественно, вредный, и читателям полагается не только уСиленное питание, но частые краткосрочные отпуска. - Это я все понимаю! - проникновенно вскричал хлебов- водов. Ямбы там, александриты... Я одного не понимаю: за что же ему деньги платят?... Ну, сидит он, ну читает, вредно, знаю! Но чтение - дело тихое, внутреннее, как его проверишь? Читает он или кемарит, сачок? Я помню за- ведовал я в инспекции по карантину и защите растений, так у меня повадился один... Сидит на заседании и вроде бы слушает, даже записывает что-то в блокнот, а на деле спит, прощелыга! Сейчас по конторам навострились спать с открытыми глазами... Так вот я не понимаю: наш-то как? может врет, не должно быть такой профессии, чтобы конт- роль был невозможен - работает человек, или, наоборот, спит? - Это все не так просто, - вмешался Эдик, оторвавшись от настройки реморализатора. - ведь он не только читает, ему присылают все стихи, написанные амфибрахией. Он дол- жен все их прочесть, понять, найти в них источник высо- кого наслаждения, полюбить их и, естественно, обнаружить какие-нибудь недостатки. Об этих своих чувствах и раз- мышлениях он обязан регулярно писать авторам и выступать на творческих вечерах этих авторов, на читательских кон- ференциях, и выступать так, чтобы авторы были довольны, чтобы они чувствовали свою необходимость. Это очень, очень тяжелая профессия, - заключил он. - Константин Константинович - настоящий герой труда. - Да, - сказал Хлебовводов. - теперь я уяснил. Полезная профессия. И система мне нравится. Хорошая система, справедливая. - Продолжайте докладывать, товарищ зубо, - произнес Лавр Федотович. Комендант вновь поднес папку к глазам. - Пункт девятый: был ли за границей: был. В связи с неисправностью двигателя четыре часа находился на остро- ве рапа-нуи. Фарфуркис что-то неразборчиво пропищал и Хлебовводов тотчас подхватился. - Это чья же нынче территория? - обратился он к выбе- галло. Профессор Выбегалло, добродушно улыбнувшись, широким, снисходительным жестом отослал его ко мне. - Дадим слово молодежи, - сказал он. - Территория чили, - об'яснил я. - Чили, чили... - забормотал Хлебовводов, тревожно поглядывая на Лавра Федотовича. Лавр Федотович хладнок- ровно курил. - Ну, раз чили, ладно тогда, - решил хлебоводов. - и четыре часа только... Ладно. Что там дальше? - Протестую! - с безумной храбростью прошептал фарфур- кис, но комендант уже читал дальше: - Пункт десятый. Краткая сущность необ'ясненности: разумное существо со звезды антарес, летчик космического корабля под названием летающее блюдце... Лавр Федотович не возражал. Хлебоводов, глядя на не- го, одобрительно кивнул и комендант продолжал: - Пункт одиннадцать: данные о ближайших родственни- ках... Тут большой список. - Читайте, читайте, - сказал хлебоводов. - Семьсот девяносто три лица, - предупредил комендант. - И не пререкайтесь. Твое дело читать, вот и читайте. и разборчиво. Комендант вздохнул и начал: - Родители: а, бе, ве, ге, де, же, зе,... - Ты чего это? Ты постойте... Ты погоди... - сказал Хлебовводов, от изумления утратив дар вежливости. - ты что в школе? Мы тебе, что, дети? - Как написано, так и читаю, - огрызнулся комендант и продолжал, повысив голос. - зе, и, й, ке... - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - имеется вопрос к докладчику. Отец дела номер семьдесят два. Фамилия, имя, отчество. - Одну минуточку, - вмешался я. - у Константина конс- тантиновича девяносто четыре родителя пяти полов, двести шесть детей пяти различных полов и триста девяносто шесть срубтропцев пяти различных полов. Эффект моего сообщения превзошел все ожидания. Лавр Федотович в замешательстве взял бинокль и поднес его ко рту. Хлебовводов беспрерывно облизывался. Фарфуркис яростно листал записную книжку. На Выбегалло надеяться не приходилось, и я готовился к генеральному сражению - углублял траншеи до полного профиля, оборудовал отсечные позиции, погреба ломились от боеприпасов, артилеристы застыли у орудий, пехоте бы- ло выдано по чарке водки. Тишина тянулась, набухала гро- зой, насыщалась эликтричеством, и рука моя уже легла на телефонную трубку - я готов был скомандовать упреждающий атомный удар, однако все это - ожидание рева, грохота, лязга окончилось пшиком. Хлебовводов вдруг оскаблился, наклонился к уху Лавра Федотовича и принялся ему что-то нашептывать, бегая по углам замаслившимися глазками. Лавр Федотович опустил обслюненный бинокль, прикрылся ладонью и произнес вздрогнувшим голосом: - Продолжайте докладывать, товарищ зубо. Комендант с готовностью отложил список родственников и зачитал: - Пункт двенадцатый. Адрес постоянного места жительс- тва: галактика, звезда антарес, планета Константина, го- сударство Константин, город Константинов, вызов 457/142-9, все. - Протестую, - сказал Фарфуркис окрепшим голосом. Лавр Федотович благосклонно взглянул на него, опала кончилась и Фарфуркис со слезами счастья на глазах зата- рахтел: - Я протестую! В описании возраста допущена явная не- лепость. В анкете указана дата рождения - двести тринад- цатый год до новой эры. Если бы это было так, то делу но- мер семьдесят два было бы сейчас более двух тысяч лет, что на две тысячи лет превышает Максимальный известный науке возраст. Я требую уточнить дату и наказать винов- ного. Хлебовводов ревниво спросил: - А может быть он горец, откуда вы знаете? - Но позвольте! - вскричал Фарфуркис. - даже горцы... - Не позволю я, - сказал хлебоводов. - не позволю я вам преуменьшать достижений наших славных горцев! Если хоти- те знать, то Максимальный возраст наших горцев предела не имеет! - и он победно поглядел на Лавра Федотовича. - Народ... - произнес Лавр Федотович. - народ вечен. пришельцы приходят и уходят, а народ наш, пребывает во- веки. Фарфуркис и Хлебовводов задумались, прикидывая, в чью пользу высказался председатель. Ни тому, ни другому рис- ковать не хотелось. Один был на гребне, не желал из-за какого-то пришельца с этого гребня ссыпаться, другой глубоко внизу, висел над пропастью и ему только что была сброшена спасительная бечевка. А между тем Лавр Федото- вич произнес: - У вас все, товарищ зубо? Вопросы есть? Нет вопро- сов? Есть предложение вызвать дело, поименованное конс- тантиновым Константином. Других предложений нет? Пусть дело войдет. Комендант закусил, вытащил из кармана перламутровый шарик, и зажмурившись, сильно сжал его между пальцев. раздался звук откупориваемой бутылки, и рядом с демонст- рационным столом появился Константин. По-видимому, вызов захватил его во время работы: он был в комбинезоне, за- ляпанном флюоресцентной смазкой, передние руки у него были в рабочих металлических перчатках, а задние он то- ропливо вытирал о спину. Все четыре глаза его хранили озабоченное выражение. В комнате распространился сильный запах большой химии. - Здравствуйте, - сказал Константин обрадованно, сооб- разив, наконец, куда попал. - наконец-то вы меня вызвали. правда, дело мое пустяковое, неловко даже вас беспоко- ить, но я в безвыходном положении, и мне только остает- ся, что просить о помощи. Чтобы не задерживать долго ва- ше внимание, что мне нужно, - и он принялся загибать пальцы на правой передней руке. - лазерную сверлильную установку, но самой высокой мощности. Плазменную голов- ку, у вас такие есть, я знаю. Два инкубатора на тысячу яиц каждый. Для начала мне этого хватит, но хорошо бы еще квалифицированного инженера, и чтобы разрешили рабо- тать в лабораториях фианаа. - Так какой же это пришелец? - с изумлением и негодо- ванием произнес хлебоводов. - какое он, я спрашиваю, при- шелец, если я каждый день вижу его в ресторане? Вы, соб- ственно, гражданин, кто такой и как сюда попали? - Я - Константин из системы антареса... - Константин смутился. Я думал, что вы уже все знаете... Меня уже спрашивали, я анкеты заполнял... - он заметил выбегаллу и приветливо ему улыбнулся. Ведь вы меня спрашивали, верно? Хлебовводов тоже обратился к выбегалле. - Так это, по-вашему, пришелец? - язвительно спросил он. - Эта... - сказал Выбегалло с достоинством. - современ- ная наука не отрицает, значит, возможности прибытия при- шельцев, товарищ Хлебовводов, надо быть в курсе дела. это официальное мнение, и гораздо более ответственных научных работников... Джордано бруно, например, высказы- вался по этому вопросу вполне официально... Академик во- лосьянис, левон альфредович тоже... И... Эта... Писатели уэлс, например, или, скажем, чугонец.... - Странные какие-то дела творятся, - сказал хлебовво- дов с недоверием. - пришельцы какие-то странные пошли... - Я вот смотрю фотографию в деле, - подал голос Фарфуркис. - и вижу, что это общее сходство имеется, но у товарища на фотографии две руки, а у этого неизвестного гражданина - четыре. Как это с точки зрения науки может быть об'яснено? Выбегалло разразился длиннейшей французской цитатой, смысл которой сводился к тому, что некий артур любит по утру выйти на берег моря, предварительно выпив чашку шо- колада. Я перебил его и сказал: - Костя, встаньте, пожалуйста, к товарищу Фарфуркису лицом. Константин повиновался. - Так, так, так, - сказал Фарфуркис. - с этим мы разоб- рались... Должен вам сказать, Лавр Федотович, что сходс- тво фотографии с этим вот товарищем несомненное. Вот че- тыре глаза я вижу... Да, четыре, носа нет.. Рот крючком. все правильно. - Ну не знаю, - сказал хлебоводов. - а о пришельцах яс- но писали в прессе, и утверждалось там, что если бы при- шельцы существовали, они дали бы о себе знать. А пос- кольку, значит, не дают о себе знать, то их и нет, а есть выдумка, недобросовестных лиц... Вы - пришелец? - гаркнул о вдруг на Константина. - Да, - сказал Константин, попятившись. - Знать вы о себе давали? - Я не давал, - сказал Константин. - я вообще не соби- рался у вас приземляться. Дело в том, по-моему... - Нет уж, гражданин хороший, ты мне это бросьте. именно в этом и есть дело. Дал о себе знать - милости просим, хлеб-соль выносим, пей-гуляй. А не дал - не обессудь амфибрахий, а мы тут тоже деньги не даром полу- чаем. Мы тут работаем и отвлекаться на посторонних не можем. Таково мое общее мнение. - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - кто еще желает высказаться? - Я, с вашего позволения, - попросил Фарфуркис, - това- рищ Хлебовводов в целом верно изобразил положение вещей. однако, мне кажется, что несмотря на загруженность рабо- той, мы не должны отмахиваться от товарища. Мне кажется, мы должны подойти более индивидуально к этому конкретно- му случаю. Я - за более тщательное раследование, никто не должен получить возможность обвинять нас в поспещнос- ти, бюрократизме и бездушии, с одной стороны, а также халатности, прекраснодушии и отсутствие бдительности с другой стороны. С позволения Лавра Федотовича я предло- жил бы провести дополнительный опрос гражданина констан- тина с целью выяснения его личности. - Чего это мы будем подменять собой милицию? - сказал Хлебовводов, чувствуя, что поверженный соперник вновь неудержимо лезет вверх по склону. - Прошу прощения! - сказал Фарфуркис. - не подменять собой милицию, а содействовать исполнению духа и буквы инструкции, где в параграфе девятом главы первой части шестой сказано по этому поводу... - голос его повысился до торжественной звонкости. -'в случае, когда администра- ция совместно с научным консультантом, хорошо знающим местные условия, произвели идентификацию, которая вызы- вает сомнения у тройки, надлежит произвести дополнитель- ное изучение дела на предмет уточнения идентификации совместно с уполномоченным тройки или на одном из засе- даний тройки'. Что я и предлагаю. - Инструкция, инструкция, - сказал Хлебовводов гнусаво. - мы будем по инструкции, а он нам тут голову будет морочить, жулик четырехглазый... Время у нас будет отнимать, народное время! Воскликнул он, страдальчечки косясь на Лавра Федотовича. - Почему же это я жулик? - осведомился Константин с возмущением. - вы меня оскорбляете, гражданин хлебовво- дов. И вообще, я вижу, что вам совершенно безразлично, пришелец я или не пришелец, вы только стараетесь подси- деть гражданина Фарфуркиса, и выиграть в глазах гражда- нина Вунюкова... - Клевета! - наливаясь кровью, заорал Хлебовводов. - оговаривают! Да что же это, товарищи? Двадцать пять лет, куда прикажут... Ни одного взыскания... Всегда с повыше- нием. - И опять врете, - хладнокровно сказал Константин. - два раза вас выгоняли без всякого повышения. - Да это навет! Лавр Федотович!... - товарищи!... Мно- го на себя берете гражданин Константинов! Еще посмотрим, чем ваша сотня родителей занималась, что это были за ро- дители... Набрал, понимаете, родственников целое учреж- дение... - Грррм, - проговорил Лавр Федотович. - есть предложе- ние прекратить прения и подвести черту. Другие предложе- ния есть? Наступила тишина. Фарфуркис, не слишком скрываясь, торжествовал, Хлебовводов утирался платком, а Константин пристально вглядывался в Лавра Федотовича, явно тщась прочесть его мысли, или хотя бы проникнуть в его душу, однако было видно, что его старания пропадают втуне и в четырехглазом безносом лице его виделась мне все более отчетливая разочарованность опытного кладоискателя, ко- торый отвалил заветный камень, засунул руку по плечо в древний тайник, и никак не может там нащупать ничего, кроме липкой паутины и каких-то неопределенных крошек. - Поскольку других предложений не поступает, - провоз- гласил Лавр Федотович, - приступим к расследованию дела. слово предоставляется... - он сделал томительную паузу, во время которой хлебов водов чуть не умер, - товарищу Фарфуркису. Хлебоводов, очутившись на дне зловонной пропасти, бе- зумными глазами следил за полетом стервятника, совершав- шего круг за кругом в недоступной теперь ведомственной синеве. Фарфуркис же не торопился начинать. Он проделал еще пару кругов, обдавая хлебоводова пометом, затем уселся на гребне, почистил перышки, охорашиваясь и ко- кетливо поглядывая на Лавра Федотовича и наконец присту- пил: - Вы утверждаете, товарищ Константинов, что вы есть пришелец с иной планеты. Какими документами вы могли бы подтвердить это ваше заявление? - Я мог бы показать вам бортовой журнал, - сказал кон- стантин, но во-первых, он не транспортабелен, а, во-вторых, я вообще не хотел бы затрудняться и затруд- нять вас какими-то доказательствами. Ведь я пришел сюда, чтобы просить у вас помощи. Всякая планета, входящая в космическую конвенцию, обязана оказывать помощь потер- певшему аварию. Я уже сказал, что мне нужно, и теперь только жду ответа. Может быть, вы не способны оказать мне помощь. Тогда лучше скажите об этом прямо... Тут нет ничего постыдного... - Минуточку, - прервал его Фарфуркис, - вопрос о компе- тентности настоящей комиссии в смысле оказания помощи представителям иных планет мы пока отложим. Наша задача сейчас - идентифицировать вас, товарищ Константинов, как такового представителя... Минуточку, я еще не кончил. Вы упомянули бортовой журнал, и упомянули, что он, к сожа- лению, не транспортабелен. Но может быть, тройка получит возможность осмотреть оный журнал непосредственно на борту вашего корабля? - Нет, это тоже невозможно, - вздохнул Константин. Он внимательно изучал Фарфуркиса. - Ну уж, это ваше право, - сказал Фарфуркис. - но в та- ком случае вы, может быть, представите нам какую-нибудь другую документацию, могущую служить удостоверением ва- шего происхождения? - Я вижу, - сказал Константин с некоторым удивлением, - что вы действительно хотите убедиться в том, что я при- шелец. Правда мотивы ваши мне не совсем понятны... Но не будем об этом. Что касается доказательств, то неужели мой внешний вид не наводит вас на правильные умозаключе- ния? Фарфуркис с сожалением покачал головой. - Увы, - сказал он, - все обстоит не так просто. Наука не дает нам вполне четкого представления о том, что есть человек. Это естественно. Если бы, например, наука опре- делила людей, как существ с двумя глазами и с двумя ру- ками, то значительные слои населения, обладающие лишь одной рукой или вообще безрукие, оказались бы в ложном положении, с другой стороны, медицина в наше время тво- рит чудеса. Я сам видел по телевизору собак с двумя го- ловами и с шестью лапами, и у меня нет никаких основа- ний... - Тогда может быть, вид моего корабля... Вид доста- точно необычный для вашей земной техники... Вновь Фарфуркис покачал головой. - Вы должны понимать, - мягко сказал он, - что в наш век, атомный век, члена общественного органа, имеющего специальный пропуск, трудно удивить каким бы то ни было техническим сооружением. - Я могу читать мысли, - сообщил Константин, он явно заинтересовался. - Телепатия антинаучна, - мягко сказал Фарфуркис. - мы в нее не верим. - Вот как? - удивился Константин. - странно... Но пос- лушайте, что я сейчас скажу, вот вы, например, намерены рассказать мне о казусе с "наутилусом', а вот гражданин Хлебовводов... - Навет! - хрипло закричал Хлебовводов и Константин замолк. - Поймите нас правильно, - проникновенно сказал фар- фуркис, прижимая руки к полной груди. - мы ведь не утвер- ждаем, что телепатия не существует. Мы утверждаем лишь, что телепатия антинаучна и мы в нее не верим. Вы упомя- нули про казус с подводной лодкой "наутилус', но ведь хорошо известно, что это лишь буржуазная утка, сфабрико- ванная для того, чтобы отвлечь внимание народов от на- сущных проблем сегодняшнего дня. Так что ваши телепати- ческие способности, истинные или вами воображаемые, яв- ляются лишь фактом вашей личной биографии, каковая и есть в настоящее время об'ектом нашего расследования. Вы чувствуете закнутый круг? - Чувствую, - согласился Константин, - и если бы я, скажем, при вас сейчас немного полетал? - Это было бы, конечно, интересно. Но мы к сожалению, сейчас на работе, и не можем предаваться зрелищам, даже самым захватывающим. Константин вопросительно поглядел на нас. Мне каза- лось, что положение безнадежно, мне было вообще не до шуток: Константин этого не понимал, но большая круглая печать уже висела над ним, как дамоклов меч, а Эдик все возился со своей игрушкой, и я не знал что делать. Можно было только тянуть время и я сказал: - Давай костя. Костя дал. Сначала он давал несколько вяло, осторож- ничал, боялся что-нибудь поломать, но постепенно увлек- ся, и продемонстрировал ряд чрезвычайно эффектных экзер- сисов с пространственновременным континуумом с различны- ми трансформациями живого коллоида и критическим состоя- нием органов отражения. Когда он остановился, у меня кружилась голова, пульс неистовствовал, трещало в ушах, и я еле расслышал усталый голос пришельца: - Время уходит. Мне некогда. Говорите что вы решили. И ему опять никто не ответил. Лавр Федотович задумчи- во вертел длинными пальцами коробочку диктофона. Умное его лицо было спокойным и немного печальным. Хлебовводов ни на что не обращал внимания или делал вид, что не об- ращает. Он нацарапал еще одну записку, перебросил ее зу- бо, а тот внимательно прочитал ее и бесшумно пробежал пальцами по клавиатуре информационной машины. Фарфуркис листал справочник, уставясь в страницы невидящими глаза- ми. А Выбегалло мучился. Он кусал губы, морщился, и даже тихонько покряхтывал. Из машины сухим щелчком вылетела белая карточка. Зубо подхватил ее и передал хлебовводо- ву. Я посмотрел на Эдика. Эдик держал реморализатор на раскрытой ладони. Вглядываясь одним глазом в зеркальное окошечко, он осторожно подкручивал маленький верньер. Я затаил дыхание и стал смотреть и слушать. - Скачок в тысячу лет, - тихо сказал Выбегалло. - Скачок назад, - проговорил Фарфуркис сквозь зубы. Он все листал справочник. - Я не знаю, как мы теперь будем работать, - сказал Выбегалло. Мы заглянули в конец задачника, где все отве- ты. - Но вы еще не видели ответов, - возразил Фарфуркис. - хотите видеть? - Какая разница, - сказал Выбегалло. - раз мы знаем, что ответы есть. Скучно искать, когда совершенно точно знаешь, что кто-то уже нашел. Пришелец ждал, переплетя руки. Ему было неудобно в кресле с низкой спинкой, и он сидел, напряженно выпрямив- шись. Его круглые немигающие глаза неприятно светились красным. Хлебовводов отшвырнул карточку, написал вторую записку, и зубо вновь склонился над клавиатурой. - Я знаю, что мы должны отказаться, - сказал Выбегалло. -я знаю, что мы двадцать раз проклянем себя за такое решение. - Это еще не самое плохое, что с нами может случить- ся, сказал Фарфуркис. -хуже, если нас двадцать раз прокля- нут другие. - Наши внуки, и может быть, даже дети уже воспринима- ли бы все, как данное. - Моральный критерий гуманизма, - сказал Выбегалло, слабо усмехнувшись. - Нам не должно быть безразлично, что именно наши де- ти будут воспринимать как данное. - У нас нет других критериев, - возразил Фарфуркис. - К сожалению, - сказал Выбегалло. - К счастью, коллега, к счастью. Всякий раз, когда человечество пользовалось другими критериями, оно жесто- ко страдало. - Я знаю это. Я хотел бы это не знать, - Выбегалло посмотрел На Лавра Федотовича. - проблемма, которую мы здесь ре- шаем, поставлена некорректно. Она базируется на смутных понятиях, на неясных формулировках, на интуиции. Как ученый, я не берусь решать эту задачу точно. Остается одно, быть человеком. Со всеми вытекающими отсюда пос- ледствиями. Я - против территориального контакта... Это ненадолго, - возбужденно выкрикнул он, всем телом подав- шись в сторону неподвижного пришельца. - вы должны нас правильно понять... Я уверен, что это - ненадолго. Дайте нам время, мы ведь так недавно вышли из хаоса, мы еще по пояс в хаосе... - он замолчал и уронил голову на руки. Лавр Федотович посмотрел на Фарфуркиса. - Я могу сейчас повторить лишь то, что говорил рань- ше, негромко сказал Фарфуркис. - меня никто ни в чем не переубедит. Я против всякого контакта на исторически длительные сроки... Я абсолютно уверен, - вежливо добавил он. - что высокая договаривающаяся сторона восприняла бы всякое иное решение, как свидетельство самонадеянности и социальной незрелости. - он коротко поклонился в сторону пришельца. - Вы? - вопрсительно произнес Лавр Федотович. - Категорически против всякого контакта, - отозвался Хлебовводов, продолжая писать. - категорически и безусловно. - он перебросил зубо очередную записку. - обоснований не приведу, но прошу оставить за мной право сказать еще несколько слов по этому поводу через десять минут. Лавр Федотович осторожно положил диктофон и медленно поднялся. Пришелец тоже поднялся. Они стояли друг против друга, разделенные огромным столом, заваленным справоч- никами, футлярами микрокниг, катушками видеомагнитной записи. - Мне нелегко сейчас говорить, - начал Лавр Федотович. нелегко потому, что обстоятельства требуют, вероятно, высокой патетики и слов не только точных, но и тождест- венных. Однако есть, у нас, на земле, все патетическое потерпело за последний век решительную инфляцию. Поэтому я постараюсь быть просто точным. Вы предложили нам дружбу и сотрудничество во всех аспектах цивилизации. Это пред- ложение беспрецендентно в человеческой истории, как бес- прецендентен и сам факт появления инопланетного существа на нашей планете, как беспрецендентен наш ответ на ваше предложение. Мы отвечаем вам отказом по всем пунктам предложенного вами договора, мы отказываемся выдвинуть какой-либо контрдоговор, мы категорически настаиваем на прекращении каких бы то ни было контактов между нашими цивилизациями, между их отдельными представителями. С другой стороны, нам не хотелось бы, чтобы категоричес- кий, недружелюбный по форме отказ углубил бы пропасть между нашими культурами, пропасть, и без того едва прео- долимую. Мы имеем заявить, что идея контактов между раз- личными цивилизациями признается нами в принципе полез- ной и многообещающей. Мы имеем подчеркнуть, что идея контакта с древнейщих времен входила в сокровищницу са- мых лелеемых гордых замыслов нашего человечества, мы имеем уверить вас в том, что наш отказ ни в коем случае не должен рассматриваться вами, как движение враждебное, основанное на скрытом недружелюбии или связанное с идео- логическими или иными инстинктивными рассудками. Нам хо- телось бы, чтобы причины отказа были вам известны, вами поняты, и, если не одобрены, то хотя бы приняты к сведе- нию. Выбегалло и Фарфуркис в неподвижном напряжении, не мигая, глядели на Лавра Федотовича. Хлебовводов получил ответ на последнюю записку, сложил все карточки в акку- ратную пачку и тоже стал смотреть на Лавра Федотовича. - Неравенство между нашими цивилизациями огромно, - продолжал Лавр Федотович. - я не говорю о неравенстве би- ологическом, природа одарила вас гораздо более щедро, чем нас, не стоит и говорить о неравенстве социальном, вы давно прошли ту стадию общественного развития, в ко- торую мы едва лишь вступили. И уж конечно я не говорю о неравенстве научно-техническом - по самым скромным подс- четам вы обогнали нас на несколько веков. Я буду гово- рить о прямом следствии этих трех аспектов - о гигантс- ком психологическом неравенстве, которое является глав- ной причиной неудачи наших переговоров. Нас разделяет гигантская революция массовой психологии, к которой мы только начали готовиться, и о которой вы, наверное, уже забыли. Психологический разрыв не позволяет нам соста- вить правильное представление о целях вашего прибытия сюда, мы не понимаем, зачем вам нужна дружба и сотрудни- чество с нами. Ведь мы только вышли из состояния непре- рывных войн, из мира кровопролития и насилия, из мира лжи, подлости, корыстолюбия, мы еще не отмылись от грязи этого мира, мы сталкиваемся с явлениями, которые наш ра- зум не способен вскрыть, когда в нашем распоряжении ос- тается наш огромный, но не освоенный еще опыт, наша пси- хология побуждает нас строить модели явлений по нашему образу и подобию. Грубо говоря, мы не доверяем вам, как не доверяем все еще себе самим. Наша классовая психоло- гия базируется на эгоизме, утилитаризме и мистике. Уста- новление и расширение контакта с вами означает для нас прежде всего немыслимое усложнение и без того сложного положения на нашей планете. Наш эгоизм, наш антропоцент- ризм, тысячелетиями воспитываемый в нас религиями и на- ивными философиями уверенных в нашем первоначальном пре- восходстве, в нашей исключительности и избранности - все это грозит породить чудовищный психологический шок, вспышку иррациональной ненависти, истерического страха перед вашими невообразимыми восможностями. Ощущение ог- ромного унижения и внезапного падения с трона царя при- роды в грязь. Наш утилитаризм породит у огромной части населения стремление безумно воспользоваться материаль- ными благами прогресса, доставшегося без усилий, даром, что грозит неотвратимо повернуть души к тунеядству и потребительству, а, видит бог, что мы уже сейчас отчаян- но боремся с этим, как следствием нашего собственного научно-технического прогресса. Что же касается нашего закоренелого мистицизма, нашей застарелой надежды на добрых богов, добрых царей и героев, надежды на вмеша- тельство авторитетной личности, которая придет и снимет с нас все заботы и всю ответственность, что касается этой оборотной стороны нашего эгоизма, то вы, вероятно, даже представить себе не можете, каков будет в этом смысле результат вашего постоянного присутствия у нас на планете. Я надеюсь, что вы теперь и сами видите, что расширение контактов грозит свести к нулю то немногое, что нам самим удалось сделать в области революции в пси- хологии. И вы должны понимать, что ни в вас, ни в ваших достоинствах и в ваших недостатках лежит причина нашего отказа от контакта. Она лежит только в нас, в нашей не- подготовленности. Мы отчетливо понимаем это и, категори- чески отказываясь от расширения контакта с вами сегодня, мы отнюдь не собираемся увековечить такое положение. По- этому мы со своей стороны предлагаем... - Лавр Федотович возвысил голос, все встали. - Мы предлагаем через пятьдесят лет после вашего от- лета повторить встречу полномочных представителей обеих цивилизаций на северном полюсе планеты плутон. Мы наде- емся, что к этому времени мы будем более подготовленными к благоприятному и обдуманному сотрудничеству наших цивилизаций. - Лавр Федотович кончил и сел, и все сели. остался стоять только Хлебовводов и пришелец. - Присоединяюсь целиком и полностью к содержанию и форме предложеного здесь председателем, - резко и сухо заговорил Хлебовводов. - я считаю своим долгом, однако, не оставлять никаких сомнений у высокой договаривающейся стороны в нашей решимости всеми средствами не допускать контактов до условленного времени. Полностью огромное техническое, а следовательно, и военное превосходство вашей договаривающейся стороны, я, тем не менее считаю своим долгом совершенно недвусмысленно заявить, что лю- бая попытка насильственного навязывания контакта, в ка- кой бы форме она не предпринималась, будет рассматри- ваться нами с момента вашего отлета, как акт агрессии и будет встречена всей мощью земного оружия. Всякий ко- рабль, появившийся в зоне достижения наших боевых средств будут уничтожаться без предепреждения. - Хватит? - спросил меня Эдик. Все выглядели, как на фотографии. - Не знаю, - сказал я. - век бы слушал. - Да, не плохо получилось, -сказал Эдик. -но кончать надо. Такой расход мозговой энергии... Он выключил реморализатор и Фарфуркис тотчас заныл: - Товарищи, ну невозможно работать, ну куда это мы заехали... Выбегалло пожевал губами, мутно огляделся и полез в бороду чесаться. - Точно! - сказал Хлебовводов и сел. - надо кончать. Я тут в меньшинстве, но я что? Я - пожалуйста! Не хотите его в милицию, не надо. Только рационализировать нам это- го фокусника, как необ'ясненное явление, ей-богу ни к чему. Подумаешь, отрастил себе две руки... - Не берет! - горько произнес у меня над ухом Эдик. - плохи дела, саша... Нет у них морали, у этих канализато- ров... - Гррм, - сказал Лавр Федотович и разразился небольшой речью, из которой следовало, что общественности не нужны необ'яснимые явления, которые могли бы представить, по тем или иным причинам, но не представляют документацию, удовлетворяющую их право на необ'ясненность. С другой стороны, народ уже давно требует беспощадного выкорчевы- вания бюрократизма и бумажной волокиты во всех инстан- ция. На основании этого тезиса Лавр Федотович выразил общее мнение, что рассмотренное дело номер 72, надлежит перенести на декабрь месяц текущего года, с тем, чтобы дать возможность товарищу Константинову к. К. Отбыть по месту постоянного жительства и успеть вернуться оттуда с надлежаще оформленными документами. Что же касается то- варищу Константинову к. К. Материальной помощи, то тройка имеет право оказывать таковую или ходатайствовать в ока- зании таковой лишь в тех случаях, когда проситель предс- тавляет собой идентифицированное ею необ'ясненное явле- ние, а поскольку товарищ Константинов как таковое явле- ние еще не идентифицирован то вопрос о предоставлении ему помощи откладывается до декабря, а точнее до момента идентификации... Большая круглая печать на сцене не появилась и я об- легченно вздохнул. Константин же, который в ситуации так до конца и не разобрался, и которого давно уже распира- ло, демонстративно, очень по нашему, плюнул и исчез. - Это выпад! - радостно закричал Хлебовводов. - виде- ли, как он харкнул? Весь пол заплевал! - Возмутительно, - согласился Фарфуркис. - я квалифици- рую это, как оскорбление. Я же говорил- жулик- сказал Хлебовводов. - надо свя- заться с милицией, пускай его посадят на пятнадцать су- ток, пускай он улицы подметает в четыре руки... - Нет, товарищ Хлебовводов, - возразил Фарфуркис, - это не милицией пахнет. Здесь вы недооцениваете, это плевок в лицо общественности и администрации, это дело подсуд- ное! Лавр Федотович безмолвствовал, но его короткие вес- нусчатые пальцы возбужденно бегали по столу- то ли он искал какую-то особенную кнопку, то ли телефон. Запахло политической уголовщиной. Выбегалло, которому на конс- тантина глубоко начхать, не мычал и не телился. Я про- кашлялся и попросил внимания. Внимание было мне дарова- но. Хотя и не очень охотно- глаза уже возбужденно свер- кали, загривки щетинились, клыки готовы были рвать, а когти драть. Стараять говорить по возможности более вес- ко, я напомнил тройке, что в ее интересах занимать га- лактоцентрические, а отнюдь не антропоцентрические пози- ции. Я указал, что обычаи и способы выражения чувств у инопланетных существ могут и должны сильно отличаться от человеческих. Я обратился к изжеванной аналогии с обыча- ями различных племен и народов нашей планеты. Я выразил уверенность, что товарища Фарфуркиса не удовлетворило бы потирание носами в качесиве приветствия, принятого между некоторыми народами севера, но что товарищ Фарфуркис вряд ли воспринял бы это потирание, как унижение его по- ложения, как члена тройки. Что касается товарища конс- тантинова, то обычаи сплевывать на землю избыток жидкос- ти, определннного химического состава, образующегося в ротовой полости, обычай, означающий у некоторых народов земли не удовольствие, а стремление оскорбить собеседни- ка, может и должен у инопланетого существа выражать неч- то совершенно иное, в том числе и благодарность за вни- мание. Так называемый плевок у товарища Константинова мог представлять собой чисто нейтральную функцию, свя- занную со спецификой физиологического функционирования его организма... /'чего там- функция! - заорал Хлебовводов. - заплевал весь пол, как бандит и смылся! "/ наконец нельзя упускать из виду возможности интерприти- ровать упомянутое физиологическое отправление товарища Константинова, как действие связанное с его способом молниеносного передвижение в простарнстве... Я разливался соловьем, и с облегчением наблюдал, как пальцы Лавра Федотовича двигались все медленнее и мед- леннее, и, наконец, успокоенно легли на бюваре. Хлебов- водов продолжал еще рявкать, но чуткий факфуркис быстро уловил изменение ситуации и перенес острие удара в со- вершенно неожиданную сторону. Он вдруг обрушился на ко- менданта, который до сих пор, считая себя в полной безо- пасности с простодушным любопытством, наблюдал развитие инцидента. - Я давно уже обратил внимание на то, - загремел фар- фуркис. Что воспитательная работа в колонии необ'ясненных явлений поставлена безобразно. Политико-просветительные лекции почти не проводятся. Доска наглядной агитации от- ражает вчерашний день. Вечерний университет культуры практически не функционирует. Все культурные мероприятия в их колонии сведены к танцулькам, демонстрациям загра- ничных фильмов, к пошлым эстрадным представлениям. Ло- зунговое хозяйство запущено. Колонисты предоставлены са- ми себе, многие из них морально опустошены, и никто не разбирается в международном положении, а самые отсталые из колонистов, например, дух некоего винера, даже не по- нимают, где находятся. В результате аморальные поступки, хулиганство и поток жалоб от населения. Позавчера птеро- дактиль кузьма, покинув территорию колонии и несомненно находясь в нетрезвом виде, летал над клубом рабочей мо- лодежи и скусывал электрические лампочки, окаймляющие транспарант с надписью "добро пожаловать'. Некий Николай долгоносиков, именующий себя телепатом и спиритом, об- манным путем проник в женское общежитие педагогического техникума и производил там беседы и действия, которые были квалифицированы администрацией, как религиозная пропаганда. И вот сегодня мы сталкиваемся с новым пе- чальным следствием преступно-халатного отношения комен- данта колонии товарища зубо к вопросам воспитания и про- паганды. Чем бы ни было на самом деле сплевывание това- рищем Константиновым избытка жидкости из ротовой полос- ти, оно свидетельствует о недостатке понимания товарищем Константиновым где он находится и как обязан себя вести, это в свою очередь есть просчет товарища зубо, который не раз'яснил колонистам смысла пословицы народной: "в чужой монастырь со своим уставом не суйся'. И я считаю, что мы обязаны поставить на вид товарищу зубо, сторого предупредить его и обязать повысить уровень воспитатель- ной работы во вверенной ему колонии. Фарфуркис закруглился и за коменданта принялся хле- бовводов. Речь его была несвязна, но полна смутных угроз и намеков какого-то жуткого смысла, что комендант совсем ослабел и открыто глотал пилюли, пока Хлебовводов орал: - 'я тебя поплююсь..! Ты понимаете, что или совсем ошале- ли?... " - Грррм, - сказал наконец Лавр Федотович и пошел ста- вить каменные точки над всякими буквами. Комендант получил на вид за недостойное поведение в присутствии тройки, выразившее в плевании на пол товари- щем Константиновым, а также за утрату административного обоняния. Товарищ Константинов получил предупреждение в дело за хождение по потолку в обуви. Фарфуркис получил уставное замечание за систематическое превышение регла- мента при выступлении, а Хлебовводов -за нарушение адми- нистративной этики, выразившееся в попытке облыжно обол- гать Константинова к. К. Выбегалле был об'явлен устный выговор за появление в строю в небритом виде. - Других предложений нет? - осведомился Лавр Федото- вич. Хлебовводов тотчас же ткнулся ему в ухо и зашептал. Лавр Федотович выслушал и закончил: - Есть также предложение напомнить некоторым предста- вителям снизу о необходимости более активно участвовать в работе тройки. Теперь получили все, никто не был забыт и ничто не было забыто. Атмосфера сразу очистилась, все - даже комендант -повеселели, только Эдик нахмурился, погрузив- шись в задумчивость. - Следующий, -произнес Лавр Федотович. - доложите, то- варищ зубо. - Дело номер второе, - зачитал комендант. - фамилия: прочерк. Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Кличка: кузьма. год и место рождения: не установлены, вероятно конго. - Он что, немой, что-ли? - благодушно осведомился хле- бовводов. - Говорить не умеет, - ответил комендант. - только ква- кает. - От рождения такой? - Надо полагать, да. - Наследственость, стало быть, плохая, - проворчал Хлебовводов. - оттого и в бандиты подался. Судимостей много? - У кого? - спросил ошарашенный комендант. - у меня? - Да нет, почему у тебя? У этого... У бандита. Как его там по кличке? Васька? - Протестую, - нетерпеливо сказал Фарфуркис. -товарищ Хлебовводов исходит из предвзятого, что клички бывают только у бандитов. Между тем в инструкции в параграфе восьмом главы четвертой предполагается наделять кличкой необ'ясненное явление, которое идентифицируется как жи- вое существо, не обладающее разумом. - А! - сказал Хлебовводов разочарованно. - собака какая-нибудь. А я думал, бандит. Это когда я заведовал кассой взаимопомощи театральных деятелей при вто, был у меня кассир... - Я протестую! - плачущим голосом закричал Фарфуркис. -это нарушение регламента. Так мы до ночи не кончим! Хлебовводов поглядел на часы. - И верно, - сказал он. - извиняюсь. Валяйте браток, где ты там остановился? - Пункт пятый, - прочитал комендант. - национальность: птеродактиль. Все содрогнулись, но время поджимало, и никто не ска- зал ни слова. - Образование: прочерк, - продолжал читать комендант. - знание иностранных языков: прочерк. Профессия и место работы в настоящее время: прочерк. Был ли за границей: вероятно, да... - Ох, это плохо, - пробормотал Хлебовводов. - плохо это! Ох, бдительность... Птеродактиль говорите? Это что же - белый он? Или черный? - Он, как бы сказать, сероватый такой, - об'яснил ко- мендант. - Ага, - сказал Хлебовводов. - и говорить не может, только квакает... Ну, ладно, дальше. - Краткая сущность необ'ясненности: считается вымер- шим пятьдесят миллионов лет назад, - несмело сказал ко- мендант. - Несерьезно все это как-то, - пробормотал Фарфуркис и поглядел на часы. - да читайте же - простонал он. -дальше читайте. - Данные о ближайших родственниках: вероятно, все вы- мерли. Адрес постоянного места жительства: китежград, колония необ'ясненных явлений. - Прописан? - строго спросил Хлебовводов. - Да вроде бы как прописан, - ответил комендант. -как заявился он, так занесли его в книгу почетных посетите- лей, так с тех пор и пребывает, можно сказать, прижился кузьма, - в голосе коменданта послышались нежные нотки: кузьме он явно покровительствовал. - У вас все? - осведомился Лавр Федотович, - тогда есть предложение вызвать дело. Других предложений не было, комендант отдернул штору на окне и ласково позвал: "кузь-кузь-кузь-кузь... Вон сидит на трубе, парши- вец, - произнес он нежно. - стесняется... Стеснительный он очень. Ку-у-узь! Кузь-кузь-кузь... Летит, летит, жулик, - сообщил он, отступая от окна. Послышался кожанный шорох и свист, огромная тень на секунду закрыла небо, и кузьма, трепеща распахнутой пе- репонкой, плавно опустился на демонстрационный стол. сложив крылья, он задрал голову, разинул длинную зубас- тую пасть и тихонько квакнул. - Это он здоровается, - пояснил комендант. - вежливый, сукин кот, все как есть понимает. Кузька оглядел тройку, встретился с мертвенным взгля- дом Лавра Федотовича и вдруг застеснялся ужасно, заку- тался в крылья, спрятал пасть в брюхо и стал застенчиво выглядывать из кожистых складок одним глазом огромным, зеленым, анахроничным, похожим на полураскрытую ирисовую диафрагму. Прелесть был кузька. Впрочем, на свежего че- ловека он производил устаршающее впечатление. Хлебовво- дов на всякий случай что-то уронил и полез под стол, от- куда пробормотал: " я думал собака какая-нибудь квакающа- я... " - Кусается? - спросил Фарфуркис опасливо. - Как можно! - сказал комендант. - смирная животная, все его гонят, кому не лень. Конечно, если рассердит- ся... Только он никогда не сердится. - Лавр Федотович принялся рассматривать птеродактиля в бинокль, вогнав его этим в окончательное смущение. Кузьма слабо квакнул и совсем спрятал голову в крылья. - Грррм... - удовлетворенно произнес Лавр Федотович и отложил бинокль. Обстановка складывалась благополучно. - Я думал это лошадь какая-нибудь, - бормотал хлебов- водов, ползая под столом. - Разрешите мне Лавр Федотович, - попросил Фарфуркис. - я вижу в этом деле определенные трудности. Если бы мы занимались рассмотрением необычных явлений, я без коле- бания поднял бы руку за немедленную рационализацию. Дей- ствительно крокодил с крыльями - явление довольно нео- бычное в наших климатических условиях. Однако, наша за- дача - рассмотреть необ'ясненные явления, и тут и я ис- пытываю недоумение. Присутсвуют ли в деле номер два эле- мент необ'ясненности? Если не присутствует, то почему мы должны это дело рассматривать? Если, напротив, присутст- вует, то в чем же, собственно состоит? Может быть това- рищ научный консультант имеет сказать по этому поводу? Товарищ научный консультант имел, что сказать. На смешанном франко-русском жаргоне он поведал тройке, что прическа марии брийон неизменно приводила в восхищение всех собиравшихся на рауты у барона де водрейля, каково- го факта он, научный консультант, не может не признать; что необ'ясненность... Эта... Данного ля птеродактиль кузьма лежит, значит в одной плоскости с его необычнос- тью, о чем он, научный консультант, считает своим горь- ким, но почетным долгом напомнить товарищу Фарфуркису, что платон был его, научного консультанта, другом, по науке, в лице его, научного консультанта, истина дороже, что крылатость крокодила или, наличие у некоторых кроко- дилов двух и более крыльев, до сих пор наукой не об'яс- нены, а потому он, научный консультант, попросил бы ва- шего садовника показать ему те чудесные туберозы, о ко- торых говорили в прошлую пятницу, что, наконец, он, на- учный консультант, не видит особенных причин откладывать рационализацию данного дела, но, с другой стороны, хотел бы оставить за собой право решительно протестовать про- тив таковой. Пока Выбегалло трепался, в поте лица отрабатывая свой многосотенный оклад денежного содержания, я торопливо составлял план предстоящей компании. Кузьма мне очень понравился, и мне было ясно одно: если мы сейчас не вме- шаемся, кузьке будет плохо. - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - какие будут воп- росы к докладчику? - У меня вопросов нет, - заявил Хлебовводов, который убедился, что кузька не кусается, и сразу же обнаглел. - но как я полагаю, что это обыкновенный крокодил с крыль- ями и больше ничего. И напрасно научный консультант на- водит нам тут тень на плетень... И потом, я замечаю, что комендант развел у себя в колонии любимчиков и прикарм- ливает их за государственный счет. Я не хочу, конечно сказать, что у него там семейственность или он, скажем, взятки от этого крокодила берет, но факт, по-моему, на- лицо: крокодил с крыльями - самая простая штука, возятся с ним, как с писанной торбой. Гнать его надо из колонии, пусть работать идет. - Как же работать, - сказал комендант, очень болевший за кузьку. - А так! У нас все работают! Вот он, здоровенный лоб какой сидит. Ему бы бревна на лесопилке подносить... Или пусть камень грузит. Может, скажете, у него жилы слабые? я этих крокодилов знаю, я их всяких повидал... И крыла- тых и всяких... - Как же так, - страдал комендант. - он же все-таки не человек, он же все-таки животное. У него диета... - Ничего, у нас животные тоже работают. Лошади, нап- ример. Пускай в лошади идет. Диета у него!... У меня вон тоже диета, а я вот из-за него без обеда сижу... - однако Хлебовводов чувствовал, что заврался, Фарфуркис смотрел на него насмешливо, и поза Лавра Федотовича наводила на размышления. Учтя все эти обстоятельства Хлебовводов сделал вдруг резкий поворот: - Постойте! Постойте! - заорал он. - это какой же у нас кузьма? Это не тот ли кузьма, который лампочки жрал?... ну, да, тот самый и есть! Это что-же, и меры, значит, к нему приняты не были? Ты, товарищ зубо, не выкручивай- тесь, ты мне прямо скажите: меры были приняты? - Были, - сказал комендант с горячностью. - Какие именно? - Слабительное ему дали, - сказал комендант. Видно бы- ло, что за кузьму он будет стоять насмерть. Хлебовводов ударил кулаком по столу, и кузьма от страху напустил лужу. Тут уж я разозлился и выкрикнул, обращаясь к Лавру Федотовичу: - Что это за издевательство над ценным научным экспо- натом! Фарфуркис тоже заявил, что он протестует, что товарищ Хлебовводов опять пытается навязать тройке несвойствен- ные ей функции. Лавр же Федотович облизал у себя бледный указательный палец и резким движением перебросил у себя в бюваре несколько листков, что служило у него признаком сильнейшего раздражения. Надвигалась буря. - Эдик, - прошептал я умоляюще. Эдик, внимательно сле- дивший за развитием событий, взял реморализатор навскид- ку и прицелился в Лавра Федотовича. Лавр Федотович под- нялся и забрал себе голос. Он рассказал о задачах вве- ренной ему тройки, вытекающих из ее возросшего авторите- та и возросшей ее ответственности. Он предложил присутс- вующим развернуть еще более нетерпимую борьбу за повыше- ние трудовой дисциплины, против бюрократизма и за высо- кий моральный уровень всех и каждого, за здоровую крити- ку и здоровую самокритику, потив обезлички, за укрепле- ние противопожарной безопасности, против зазнайства, за личную ответственность каждого, за образцовое содержание отчетности и против недооценки собственных сил. Народ нам скажет спасибо, если мы свои задачи мы станем выпол- нять. Еще более активно, чем раньше народ нам не прос- тит, если эти задачи мы не станем выполнять. Какие будут конкркетные предложения по организации работы тройки в с изменившвмися условиями? Хлебовводов по привычке размахнулся и предложил взять повышенные обязательства, например, чтобы в связи с воз- росшим авторитетом тройки, комендант товарищ зубо обя- зался бы увеличить свой рабочий день до четырнадцати ча- сов, а научный консультант, товарищ Выбегалло, отказался бы от обеденного перерыва. Однако это партизанское реше- ние не встретило энтузиазма. Напротив, оно встретило яростный отпор названных лиц. Отгремела короткая пере- палка, в ходе которой выяснилось, что, между прочим, час обеденного перерыва давно наступил. - Есть такое мнение, - заключил Лавр Федотович. - что пора перейти к отдыху и обеду. Заседание тройки прерыва- ется до восемнадцати ноль-ноль... - затем он в высшей степени благодушно обратился к коменданту. - а крокодила вашего, товарищ зубо, мы возьмем и отдадим в зоопарк. как полагаете? - Эх! - сказал героический комендант. - Лавр Федотович! товарищ Вунюков! Христом-богом, спасителем нашим... Нет же у нас в городе зоологического сада! - Будет! - ответил Лавр Федотович и тут же демократи- чески пошутил: - Простой сад у нас есть, детский тоже есть, а теперь и зоологический будет. Тройка троицу любит. Взрыв предобеденного хохота побудил кузьму еще раз сделать неприличность. Лавр Федотович погрузил в портфель свои председатель- ские принадлежности, поднялся из-за стола и степенно двинулся к выходу. Хлебовводов и Выбегалло, сбив с ног зазевавшегося Фарфуркиса, кинулись, отпихивая друг дру- га, открывать ему дверь. - Бифштекс - это мясо, - благосклонно сообщил им Лавр Федотович. - С кровью! - преданно закричал Хлебовводов. - Ну, зачем же с кровью, - донесся голос Лавра Федото- вича уже из приемной. Мы с Эдиком распахнули все окна. С лестницы доноси- лось: "нет уж, позвольте, Лавр Федотович... Бифштекс без крови, Лавр Федотович, это хуже, чем выпить и не заку- сить... " "наука полагает, что... Эта... С лучком, зна- чить... " "народ любит хорошее мясо, например, бифштек- с... " - В гроб они меня вгонят, - озабоченно сказал комен- дант. - погибель они моя, мор, глад и семь казней еги- петских... 3. Дело N 15 и выездная сессия Вечернее заседание не состоялось, официально было об- 'явлено, что Лавр Федотович, а также товарищ Хлебовводов и Выбегалло отравились за обедом грибами и врач рекомен- довал им всем до утра полежать. Однако дотошный комен- дант не поверил официальной версии. Он при нас позвонил в гостиничный ресторан и переговорил со своим кумом мет- рдотелем. И что же? Выяснилось: за обедом Лавр Федотович и профессор Выбегалло, выступая против товарища хлебов- водова в практической дискусии относительно сравнитель- ных преимуществ прожаренного бифштекса перед бифштексом с кровью, стремясь выяснить на деле, какое из этих сос- тояний бифштекса наиболее любимо общественностью и, сле- довательно, перспективно, скушали под коньячок и пель- зенское бархатное по четыре экспериментальных порции из фонда шеф-повара. Теперь им всем плохо, и до утра, во всяком случае, на людях появиться не смогут. Я ликовал, как школьник, у которого внезапно и тяжело заболел учитель. Мы попрощались с ним, купили себе по стаканчику мороженного и возвратились к себе в гостини- цу. Весь вечер мы просидели в номере, обсуждая свое по- ложение. Эдик признался, что Кристобаль Хозевич был прав - тройка оказалась более крепким орешком, нежели он предполагал. Разумная, рациональная сторона ее психики оказалась сверхестественно консервативной и сверхупру- гой. Правда она поддавалась воздействию мощного ремора- лизирующего поля, но немедленно возвращалось в исходное состояние, как только поле выключалось. Я было предложил Эдику не включать поле вовсе, но Эдик отверг это предло- жение. Запасы разумного, доброго, вечного были у тройки весьма ограничены, и сколько нибудь длительное воздейст- вие реморализатора грозило истощить их до последней кап- ли. Наше дело научить их думать: но они не учатся. Эти бывшие канализаторы разучились учиться. Впрочем, не все еще потеряно. Осталась еще эмоциональная сторона психи- ки. Область чувств. Раз не удается разбудить в них ра- зум, надо попытаться разбудить в них совесть. Именно этим, он, Эдик, намерен заняться на следующем заседании. Мы обсуждали этот вопрос до тех пор, пока к нам не ввалился возбужденный клоп Говорун. Оказывается, он по- дал заявление, чтобы тройка приняла его без всякой оче- реди и обсудило одно его предложение. Только что он от коменданта получил извещение и теперь вот заглянул уз- нать, будем ли мы присутствовать на завтрешнем утреннем заседании, которое обещает стать историческим. Завтра мы все поймем, завтра мы все узнаем, что он такое. Тогда благодарное человечество станет носить его на руках, и он нас не забудет. Он кричал, размахивая лапками, бегал по стенам и мешал Эдику сосредоточиться. Мне пришлось взять его за шиворот и вынести в коридор. Он не обидел- ся, он был выше этого. Завтра все разрешится, пообещал он, спросил номер апартамента Хлебовводова и удалился. Я лег спать, а Эдик, расстелив на столе лист бумаги, еще долго сидел над разобранным реморализатором. Когда Говоруна вызвали, он появился в комнате заседа- ний не сразу. Было слышно, как он препирается в приемной с комендантом, требуя какого-то церемониала, какого-то повышенного пиетета, а также почетного караула. Эдик на- чал волноваться, и мне пришлось выйти в приемную и ска- зать клопу, чтобы он перестал ломаться, а то будет пло- хо. - Но я требую, чтобы он сделал три шага мне навстре- чу, кипятился Говорун. - пусть нет караула, но какие-то элементарные правила должны же выполняться! Я же не тре- бую, чтобы он встречал меня у дверей... Пусть сделает три шага навстречу и обнажит голову! - О ком ты говоришь? -спросил я, опешив. - Как это о ком? Об этом, вашем... Кто там у вас главный? Вунюков? - Балда, - прошипел я. - ты хочешь, чтобы тебя выслуша- ли? Иди немедленно! В твоем распоряжении тридцать се- кунд! И Говорун сдался. Бормоча что-то насчет нарушения всех и всяческих правил, он вошел в комнату заседаний, и, нахально, ни с кем не поздоровавшись, развалился на демонстрационном столе. Лавр Федотович с мутными и по- желтевшими после вчерашнего глазами, тотчас взял бинокль и стал клопа рассматривать. Хлебовводов страдая от тух- лой отрыжки, проныл: - Ну чего там с ним говорить? Ведь уже все говоре- но... Он нам только голову морочит... - Минуточку, - сказал Фарфуркис, бодрый и розовый, как всегда. Гражданин Говорун, - обратился он к клопу. - тройка сочла возможным принять вас вне процедуры и выслушать ваше, как вы пишете, чрезвычайно важное заявление. Трой- ка предлагает вам быть по возможности кратким и не отни- мать у нее драгоценное время. Что вы имеете заявить? Мы вас слушаем. Несколько секунд Говорун выдерживал ораторскую паузу. затем он с шумом подобрал под себя ноги, принял гордели- вую позу, надув щеки, заговорил: - История человеческого племени, - начал он. - хранит на своих страницах немало позорных свидетельств варварс- тва и недомыслия. Грубый невежественный солдат заколол архимеда. Вшивые попы сожгли джордано бруно. Оголтелые фанатики травили чарльза дарвина, галилео галилея. Исто- рия клопов также сохранила упоминание о жертвах невежес- тва и обскуратизма. Всем памятны великие мучения клопа-энциклопедиста сапукла, указавшего нашим предкам, травоядным и древесным клопам, путь истинного прогресса и процветания. В забвении и нищете закончил свои дни им- перутор - создатель теории групп крови, вексофоб, решив- ший проблему плодовитости, пульп, открывший анабиоз. варварство и невежество обоих наших племен не могло не наложить, и действительно наложило, свой роковой отпеча- ток на взаимоотношения между нами. Втуне погибли идеи великого клопа утописта платуна, проповедовавшего идею симбиоза клопа и человека и видевшего будущность клопи- ного племени не на исконном пути паразитизма, а на свет- лых дорогах дружбы и взаимной помощи. Мы знаем случаи, когда человек предлагал клопам мир, защиту и покрови- тельство, выступая под лозунгом: "мы одной крови, вы и я', но жадные, вечно голодные клопиные массы игнорирова- ли этот призыв, бессмысленно твердя: " пили, пьем и будем пить'. - Говорун залпом осушил стакан воды, облизнулся и продолжал, надсаживаясь, как на митинге: сейчас мы впер- вые в истории наших племен стоим перед лицом ситуации, когда клоп предлагает человечеству мир, защиту и покро- вительство, требуя взамен только одного: признания. впервые клоп нашел общий язык с человеком. Впервые клоп общается с человеком не в постели, а за столом перегово- ров. Впервые клоп взыскует не материальных благ, а ду- ховного общения. Так неужели же на распутье истории, пе- ред поворотом, поворотом, который вознесет оба племени на недосягаемую высоту, мы будем топтаться в нерешитель- ности, вновь идя на поводу у невежества и взаимоотчуж- денности, отвергая очевидное и отказываясь признать свершившееся чудо? Я, клоп Говорун, единственный говорящий клоп во все- ленной, единственное звено понимания между нашими племе- нами, говорю вам от имени миллионов: -опомнитесь! Отб- росьте предрассудки, растопчите косность, соберите в се- бе все доброе и разумное и открытыми и ясными глазами взгляните в глаза великой истине: клоп Говорун есть лич- ность исключительная, явление необ'ясненное и, быть мо- жет, даже необ'яснимое! Да, тщеславие этого насекомого способно было поразить даже самое заскорузлое воображение. Я чувствовал, что добром это не кончится, и толкнул Эдика локтем, чтобы он был готов. Оставалась, правда, надежда на то, что состо- яние желудочной прострации, в котором пребывала большая и лучшая часть тройки, помешает взрыву стастей. Благоп- риятным фактором было отсутствие обожравшегося до пос- тельного режима выбегаллы. Лавру Федотовичу было нехоро- шо, он был бледен и обильно потел, Фарфуркис не знал, на что решиться, и с беспокойством поглядывал по сторонам, и я уже подумал, что все обошлось, как вдруг Хлебовводов произнес: - Пили, пьем и будем пить... Это же он про кого. Это же он про нас, поганец! Кровь нашу! Кровушку! А? - он ди- ко огляделся. - да я же его сейчас к ногтю!... Ночью от них спасу нет, а теперь и днем! Мучители! - и он принялся яростно чесаться. Говорун несколько испугался, но, одна- ко, продолжал держаться с достоинством, впрочем, краем глаза он осторожно высматривал на всякий случай подходя- щую щель. По комнате распространялся крепчайший запах дорогого коньяка. - Кровопийцы! - прохрипел Хлебовводов, вскочил и ри- нулся вперед. Сердце у меня замерло. Эдик схватил меня за руку - он тоже испугался. Говорун прямо-таки присел от ужаса. Но Хлебовводов, держась за живот, промчался мимо демонстра- ционного стола, распахнул дверь и исчез. Было слышно, как он грохочет каблуками по лестнице. Говорун вытер со лба холодный пот и обесСиленно опустил усы. - Грррм, - как-то жалобно произнес Лавр Федотович. - кто еще просит слова? - Позвольте мне, - сказал Фарфуркис, я понял, что ма- шина заработала. - заявление гражданина Говоруна произве- ло на меня совершенно особенное впечатление. Я искренне и категорически возмущен. И дело здесь не только в том, что гражданин Говорун искаженно трактует историю чело- вечества, как историю страдания отдельных выдающихся личностей. Я также готов оставить на совести оратора его абсолютно несамокритические высказывания относительно собственной особы. Но его предложение, его идея о сою- зе... Даже сама мысль о таком союзе, звучит на мой взгляд, оскорбительно и кощунственно. За кого вы нас принимаете, гражданин Говорун? Или, может быть, ваше ос- корбление преднамеренно? Лично я склонен квалифицировать его как преднамеренное! И более того, я сейчас посмотрел материалы предыдущего заседания по делу гражданина гово- руна, и с горечью убедился, что там отсутствуют, совер- шенно, на мой взгляд, необходимые частные определения по этому делу. Это, товарищи, наша ошибка, наш просчет, ко- торый нам надлежит исправить, с наивозможнейшей быстро- той. Что я имею в виду? Я имею в виду тот простой факт, что в лице гражданина Говоруна мы имеем дело с типичным говорящим паразитом, то есть с праздношатающимся тунеяд- цем без определенных занятий, добывающим седства к жизни предосудительными путями, каковые вполне можно квалифи- цировать, как преступные... В эту минуту на пороге появился измученный хлебовво- дов. Проходя мимо Говоруна, он замахнулся на него кула- ком, пробормотав: "у-у, собака бесхвостая шестинога- я!... " Говорун только втянул голову в плечи. Он понял, наконец, что его дело плохо. "саша, шептал мне Эдик в панике. - саша, придумай что-нибудь... У меня здесь зако- ротило... " я лихорадочно искал выход, а Фарфуркис тем временем продолжал: - Оскорбление человечества, оскорбление ответственно- го органа, типичное тунеядство, место которому за решет- кой, не слишком ли это много, товарищи? Не проявляем ли мы здесь мягкотелость, беззубость, либерализм буржуазный и гуманизм абстрактный? Я еще не знаю, что думают по этому поводу мои уважаемые коллеги, и я не знаю, какое решение будет принято по этому делу, однако как человек, по натуре не злой, но принципиальный, я позволю себе об- ратиться к вам, гражданин Говорун, со словами предосте- режения. Тот факт, что вы, гражданин Говорун, научились говорить, вернее болтать по-русски, может, конечно, не- которое время служить сдерживающим фактором в нашем к вам отношении. Но берегитесь! Не натягивайте струны слишком туго! - Задавить его, паразита! - прохрипел Хлебовводов. - вот я его сейчас спичкой! - он стал хлопать себя по кар- манам. На Говоруне лица не было. На Эдике - тоже. Он судо- рожно копался в реморализаторе. А я все не мог найти вы- хода из возникшего тупика. - Нет-нет, товарищ Хлебовводов. - брезгливо морщась проговорил Фарфуркис. - я против незаконных действий. Что это за линчевание? Мы с вами не в техасе. Необходимо все оформить по закону. Прежде всего, если не возражает Лавр Федотович, надлежит рационалирировать гражданина говору- на, как явление необ'ясненое и, следовательно находящее- ся в нашей компетенции... При этих словах Говорун просиял. О, тщеславие!... - Далее, - продолжил Фарфуркис. - нам надлежит квалифи- цировать рационализированное необ'ясненное, как вредное, следовательно, в процессе утилизации подлежит списанию. дальнейшая процедура предельно проста, мы составляем акт примерно таким образом: акт о списании клопа говорящего, именуемого ниже Говоруном... - Правильно! - прохрипел Хлебовводов. -печатью его!... - Это произвол!... -слабо крикнул Говорун. - Позвольте! -вскинулся Фарфуркис. -что значит - произ- вол? Мы списываем вас согласно параграфу семьдесят чет- вертому приложения о списывании остатков, где совершенно отчетливо говорится... - Все равно произвол, - кричит клоп. - палачи! Жандар- мы... И тут меня наконец осенило. - Позвольте, - сказал я. -Лавр Федотович! Вмешайтесь, я прошу вас! Это же разбазарИвание кадров! - Грррм, -еле слышно произнес Лавр Федотович. Его так мутило, что ему было все равно. - Вы слышите? - сказал я Фарфуркису. - и Лавр Федотович совершенно прав! Надо меньше придавать значение форме и пристальнее вглядываться в содержание. Наше оскорбленое чувство не имеет ничего общего с интересами народного хозяйства. Что за административная сентиментальность? разве у вас здесь пансион благородных девиц? Или курсы повышения квалификации?... Да, гражданин Говорун позво- лил себе дерзость, позволил себе сомнительные Параллели. да, гражданин Говорун еще далек от совершенства, но раз- ве это значит, что мы должны списать его за ненадобнос- тью? Да вы что, товарищ Фарфуркис? Или вы, может быть, способны сейчас вытащить из кармана второго говорящего клопа? Может, среди ваших знакомых есть еще говорящие клопы? Откуда это барство, это чистоплюйство? "мне не нравится говорящий клоп, давайте спишем говорящего кло- па... " а вы, товарищ Хлебовводов? Да, я вижу, вы - силь- но пострадавший от клопов человек. Я глубоко сочувствую вашим пережИваниям, но я спрашиваю: может, вы уже нашли средство борьбы с кровососущими паразитами? С этими пи- ратами постелей, с этими гангстерами народных снов, с этими вампирами запущенных гостиниц... - Вот я и говорю, - сказал Хлебовводов. - задавить его без разговоров... А то акты какие-то... - Не-ет, товарищ Хлебовводов! Не позволим! Пользуясь болезнью научного консультанта, вводить здесь методы грубо-административные, вместо административно-научных. не позволим вновь торжествовать волюнтаризму и суб'екти- визму! Неужели вы не понимаете, что присутствующий здесь гражданин Говорун, являет собой единственную пока воз- можность начать работу среди этих остервенелых тунеяд- цев? Было время, когда некие доморощенные клопинные та- ланты повернули клопов- вегетарианцев к их нынешнему от- вратительному модус вивенди. Так неужели же наш совре- менный, образованный, обогащенный всей мощью теории и практики, клоп не способен совершить обратного переворо- та? Снабженный тщательно составленными инструкциями, во- оруженный новейшими достижениями педагогики, ощущая за собой поддержку всего прогрессивного человечества, разве не станет он архимедовым рычагом, с помощью коего мы окажемся способными повернуть историю клопов вспять, к лесам и травам, к лону природы, к чистому, простому и невинному существованию? Я прошу комиссию принять к све- дению все эти соображения и тщательно их обдумать. Я сел, Эдик, бледный от восторга, показал мне кольшой палец. Говорун стоял на коленях и, казалось, горячо мо- лился. Что касается тройки, то, пораженная моим красно- речием, она безмолвствовала. Фарфуркис глядел на меня с радостным изумлением. Видно было, что он считает мою идею гениальной и сейчас лихорадочно обдумывает возмож- ные пути захвата командных высот в этом новом, неслыхаом мероприятии. Уже виделось ему, что он составляет обшир- ную дальнейшую инструкцию, уже носились перед его мыс- ленным взором бесчисленные планы, параграфы и приложе- ния. Уже в воображении своем он консультировал Говоруна, организовывал курсы русского языка для особо одаренных клопов, назначался главой государственного комитета по распространению вегетарианства среди кровососущих, рас- ширяющая деятельность охватит также комаров и мошку, мокреца и слепней, оводов и муху зубатку... - Травяные клопы тоже, я вам скажу, не сахар... - про- ворчал консервативный Хлебовводов. Он уже сдался, но не хотел признаться в этом и цеплялся к частностям. Я выра- зительно пожал плечами. - Товарищ Хлебовводов мыслит узкоместными категория- ми, возразил Фарфуркис, сразу вырываясь на полкорпуса впе- ред. - Ничего не узкоместными, - возразил Хлебовводов. - очень даже широкие, эти, как их, воняют же! Но я пони- маю, что это можно подработать в процессе. Я к тому что можно ли на этого положиться... На этого стрекулиста... несерьезный он какой-то... И заслуг за ним никаких не видно... - Есть предложение, - сказал Эдик. - может быть, соз- дать подкомиссию для изучения этого вопроса во главе с товарищем Фарфуркисом. Рабочим заместителем товарища Фарфуркиса я бы предложил товарища привалова, человека незаинтересованного и об'ективного. Тут Лавр Федотович вдруг поднялся. Простым глазом бы- ло видно, что он здорово сдал после вчерашнего. Обыкно- венная человеческая слабость светилась сквозь обычно ка- менные черты его. Да, гранит дал трещину, бастион нес- колько подкосился. Но все-таки, несмотря ни на что, он стоял могуч и непреклонен. - Народ, - произнес бастион, болезненно заводя глаза. - народ не любит замыкаться в четырех стенах. Народу нужен простор. Народу нужны поля и реки. Народу нужен ветер и солнце... - И луна, - добавил Хлебовводов, преданно глядя на бастион снизу вверх. - И луна, - подтвердил Лавр Федотович. - здоровье наро- да надо беречь, оно принадлежит народу. Народу нужна ра- бота на открытом воздухе. Народу душно без открытого воздуха... Мы еще ничего не понимали, даже Хлебовводов терялся в догадках, но проницательный Фарфуркис уже собрал бумаги, упаковал записную книжку и что-то шептал коменданту. Ко- мендант кивнул и почтительно осведомился: - Народ любит ходить пешком или ездить на машине? - Народ, - провозгласил Лавр Федотович. - предпочитает ездить в открытом автомобиле. Выражая общее мнение, предлагаю настоящее заседание перенести, а сейчас про- вести намеченное на вечер выездное заседание по соответ- ствующим делам. Товарищ зубо, обеспечте, с этими словами Лавр Федотович грузно опустился в кресло. Все засуетились, комендант бросился подавать машину. Хлебовводов отпаивал Лавра Федотовича боржомом, а фар- фуркис забрался в сейф и принялся искать соответствующие дела. Я под шумок схватил Говоруна за ногу и выбросил его вон. Говорун не сопротивлялся: пережитое потрясло его и надолго выбило из колеи. Тем временем был подан автомобиль. Лавра Федотовича вывели под руки и бережно погрузили на сиденье. Хлебовводов, Фарфуркис и комен- дант, толкаясь и огрызаясь друг на друга, оккупировали заднее сиденье. - А машина- то пятиместная, - озабоченно сказал Эдик. - нас не возьмут. Я ответил, что не вижу в этом ничего плохого. Я на- болтался сегодня на целый месяц вперед. Безнадега все это. Спасли дурака клопа, и ладно, пошли купаться. Одна- ко Эдик сказал, что не пойдет купаться. Он невидимо пос- ледует за автомобилем и проведет еще один сеанс - под открытым небом. В конце концов, это, может быть, даже лучше... Вдруг в автомобиле поднялся крик, сцепились Фарфуркис с Хлебовводовым. Хлебовводов, которому от запаха бензина стало хуже, требовал немедленного движения вперед. При этом кричал, что народ любит быструю езду. Фарфуркис же чувствовал себя единственным в машине деловым человеком, ответственным за все, доказывал, что присутсвие посто- роннего непроверенного шофера, превращает заседание в открытое, и что, кроме того, согласно инструкции, засе- дание в отсутствии научного консультанта проводиться не могут, а если и проводятся, то в дальнейшем признаются недействительными. "затруднение? "- осведомился Лавр федо- тович слегка окрепшим голосом. "товарищ Фарфуркис, устра- ните. " ободренный Фарфуркис с азартом принялся устра- нять. И не успел я глазом моргнуть, как меня кооптирова- ли в качестве врио научного консультанта, шофер был от- пущен, а я сидел на его месте. "давай, давай, - шептал мне на ухо невидимый Эдик. - ты мне еще может быть помо- жешь... " я нервничал и озирался, вокруг машины собралась толпа ребятишек. Одно дело - со всей этой компанией в закрытом помещении, - и совсем другое - выставляться на общее обозрение. - Ехать бы, - умирал Хлебовводов. - с ветерком бы... - Грррм, - сказал Лавр Федотович. - есть предложение ехать. Другие предложения есть?... Шофер, поезжайте. Я завел двигатель и стал осторожно разворачиваться, пробираясь сквозь толпу ребятишек. Первое время фарфур- кис страшно надоедал мне советами. То он советовал мне остановиться - там, где остановка была запрещена, то со- ветовал мне не гнать и напоминал мне о ценности жизни Лавра Федотовича, то он требовал, чтобы я ехал быстрее, потому что встречный ветер недостаточно энергично обве- вал чело Лавра Федотовича, то он требовал, чтобы я не обращал внимания на сигналы светофоров, ибо это подрыва- ет авторитет тройки... Однако, когда мы миновали белые тьмускорпионьские черемушки и выехали за город, когда перед нами открылись зеленые луга, а вдали засинело озе- ро, когда машина запрыгала по щебенке с гребенкой, в ма- шине наступила умиротворенная тишина. Все подставились свежему ветру, все щурились на солнце, всем было хорошо. Лавр Федотович закурил первую сегодня "герцеговину флор', Хлебовводов тихонько затянул какую-то ямщицкую песню, комендант подремывал, прижимая к груди папку с делами, и только Фарфуркис после короткой борьбы нашел в себе силы справиться с изнеженностью. Развернув карту тьмускорпиони с окрестностями, он деятельно наметил мар- шрут, который, впрочем, оказался никуда не годным, пото- му что Фарфуркис забыл, что у нас автомобиль, а не вер- толет. Я предложил ему свой вариант: озеро - болото - холм. На озере мы должны были рассмотреть дело плезио- завра, на болоте рационализировать и утилизировать имею- щееся там уханье, на холме нам предстояло обследовать так называемое заколдованное место. Фарфуркис, к моему удивлению не возражал. Выяснилось, что он полностью до- веряет моей водительской интуиции, более того, он был всегда высокого мнения о моих способностях, ему очень приятно будет и работать со мной в клопиной подкомиссии, он давно меня держит на примете, он вообще всегда держит на примете нашу чудесную, талантливую молодежь. Он серд- цем всегда с молодежью, но он не закрывает глаза на ее существенные недостатки. Нынешняя молодежь мало борется, мало уделяет внимания борьбе, нет у нее стремления бо- роться дальше, больше, бороться за то, чтобы борьба по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая мо- лодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой борьбе у нее останется мало шансов стать настоящей борю- щейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы стать настоящим борцом, который борется за то, чтобы его борьба... Плезиозавра мы увидали еще издали - нечто похожее на ручку от зонтика торчало из воды в двух километрах от берега. Я подвел машину к пляжу и остановился. Фарфуркис все еще боролся с грамматикой во имя борьбы за борющуюся молодежь, Хлебовводов уже стремительно выбросился из ма- шины и распахнул дверцу рядом с Лавром Федотовичем. Од- нако Лавр Федотович выходить не пожелал, он благосклонно посмотрел на Хлебовводова и сообщил, что в озере - вода, что заседание выездной сессии тройки он об'являет откры- тым, и что слово предоставляется товарищу зубо. Комиссия расположилась на травке, рядом с автомобилем, настроение у всех было какое-то нерабочее. Фарфуркис расстегнулся, я вообще снял рубашку, чтобы не терять случая позаго- рать. Комендант, поминутно нарушая инструкцию, принялся отбарабанивать анкету плезиозавра по кличке лизавета, никто его не слушал. Лавр Федотович задумчиво разгляды- вал озеро перед собой, словно прикидывая, нужно ли оно народу, а Хлебовводов, как он работал председателем кол- хоза имени театра моссовета и получал по пятнадцать по- росят от свиноматки. В двенадцати шагах от нас шелестели осы, на дальних лугах бродили коровы, и уклон в сельско- хозяйственную тематику представлялся весьма извинитель- ным. Когда комендант зачитал краткую сущность плезиозавра, Хлебовводов сделал ценное замечание, что ящур - опасная болезнь скота, и можно только удивляться, что здесь он плавает на свободе. Некоторое время мы с Фарфуркисом ле- ниво втолковывали ему, что ящур - это одно, а ящер это совсем другое. Хлебовводов, однако, стоял на своем, ссы- лаясь на журнал "огонек', где совершенно точно и неод- нократно упоминался какой-то ископаемый ящер. "вы меня не собьете, - говорил он. - я человек начитанный, хотя и без высшего образования'. Фарфуркис, не чувствуя себя достаточно компетентным, отступился, я же продолжал спо- рить, пока Хлебовводов не предложил позвать сюда плезио- завра и спросить его самого. "он говорить не умеет', - сообщил комендант, присевший с нами на корточки. "ниче- го, разберемся, - возразил Хлебовводов. - все равно же по- лагается его вызвать, так хоть польза какая-то будет. " - Грррм, - сказал Лавр Федотович. - вопросы к докладчи- ку будут? Нет вопросов? Вызовите дело, товарищ зубо. Комендант вскочил и заметался по берегу. Сначала он сорванным голосом кричал: " лизка! Лизка! " но поскольку плезиозавр, видимо ничего не слышал, комендант сорвал с себя пиджак начал им размахивать, как потерпевший кораб- лекрушение при виде паруса на горизонте. Лизка не пода- вала никаких признаков жизни. "спит, с отчаянием сказал комендант. - наглоталась окуней и спит... " он еще побегал и помахал, а потом попросил меня погудеть. Я принялся гудеть. Лавр Федотович, высунувшись через борт, глядел на плезиозавра в бинокль. Я гудел минуты две, а потом сказал, что хватит, что нечего аккумуляторы подсаживать - дело казалось мне безнадеждным. - Товарищ зубо, - не опуская бинокль, произнес Лавр Федотович. - почему вызваный не реагирует? Комендант побледнел и не нашелся, что сказать. - Хромает у вас в хозяйстве дисциплина, - подал голос Хлебовводов. - подраспустили подчиненных. Комендант рванул на себе рубашку и разинул рот. - Ситуация чревата подрывом авторитета, - сокрушенно заявил Фарфуркис. - спать нужно ночью, а днем нужно рабо- тать. Комендант в отчаянии принялся раздеваться. Действи- тельно, иного выхода у него не было. Я спросил комендан- та, умеет ли он плавать. Выяснилось, что нет, не умеет, но ему все равно. "ничего, - кровожадно сказал Хлебовводов. - на дутом авторитете выплывет. " я осторожно высказал сомнение в целесообразности предпринимаемых действий. Комендант несомненно, утонет, и есть ли необ- ходимость в том, чтобы тройка брала на себя несвойствен- ные ей функции, подменяя собой станции спасения на во- дах. Кроме того, напомнил я, в случае утонутия комендан- та задача все равно останется невыполненной, и логика событий подсказывает, что тогда плыть придется либо фар- фуркису, либо Хлебовводову. Фарфуркис возразил, что вы- зов дела является функцией и прерогативой представителя местной администрации, а с отсутствием такового - функ- цией научного консультанта, так что мои слова рассматри- вают, как выпад, как попытку свалить с больной головы на здоровую. Я заявил, что в данном случае, я являюсь не столько научным консультантом, сколько водителем казен- ного автомобиля, от которого не имею права удаляться да- лее, чем на несколько шагов. Вам следовало бы знать при- ложение к правилам движения по улицам и дорогам, - сказал я укоризненно, ничем не рискуя. - параграф двадцать пер- вый. Наступило тягостное молчание, черная ручка от зонтика попрежнему маячила на горизонте. Все с трепетом следили, как медленно, словно трехствольная орудийная башня ли- нейного корабля, поворачивается голова Лавра Федотовича. все мы находились на одном плацу, и никому из нас не хо- телось залпа. - Господом нашим, - не выдержал комендант, стоя на ко- ленях в одном белье. - спасите иисусом христом... Не бо- юсь я плыть и тонуть не боюсь!... Но ей то что, лизке-то... Глотка у ей, что твое метро? Она не меня, она корову может сглотнуть, как семечку! Спросонья-то... - В конце концов, - несколько нервничая, произнес фар- фуркис. - зачем ее звать! В конце концов и отсюда видно, что никакого интереса она не представляет. Я предлагаю ее рационализировать и за ненадобностью списать... - Списать ее, заразу! - радостно подхватил хлебовво- дов. Корову она может сглотнуть, подумаешь! Тоже мне, сенсация! Корову и я могу сглотнуть, а ты вот от этой коровы добейся... Пятнадцать поросят, понимаешь, добей- ся, вот это работа! Лавр Федотович, наконец, развернул главный калибр. однако, вместо орды враждующих индивидуумов, вместо гнезда кипения противоречивых страстей, вместо недисцип- линированных, подрывающих авторитет тройки, пауков в банке, он обнаружил в поле зрения прицела сплоченный ра- бочий коллектив, исполненный стремления: списать заразу лизку и перейти к следующему вопросу. Залпа не последо- вало. Орудийная башня развернулась в противоположном направлении и чудовищные жерла отыскали на горизонте ни- чего не подозревающую ручку от зонтика. - Народ, - донеслось из боковой рубки. - народ смотрит вдаль. Эти плезиозавры народу... - Не нужны! - выпалил Хлебовводов из малого калибра и промазал. Выяснилось, что эти плезиозавры нужны народу позарез, что отдельные члены тройки утратили чувство перспективы, что отдельные коменданты, видимо, забыли, чей хлеб они едят, что отдельные представители нашей славной интелли- генции обнаруживают склонность смотреть на мир через черное стекло и что, наконец, дело номер восемь впредь до выяснения должно быть отложено и пересмотрено в один из зимних месяцев, когда до него можно будет добраться по льду. Других предложений не было, вопросов к доклад- чику - тем более. На том и порешили. - Перейдем к следующему вопросу, - об'явил Лавр федо- тович, и действительные члены тройки, толкаясь, устреми- лись к заднему сиденью. Комендант торопливо одевался, бормоча: " я же тебе это припомню... Лучшие же куски да- вал... Как дочь родную... Скотина водоплавающая... " Затем мы двинулись дальше по проселочной дороге, бе- гущей вдоль берега озера. Дорога была страшненькая, и я возносил хвалу небесам, что лето стоит сухое, иначе бы нам тут и конец. Однако хвалил я небеса преждевременно, потому что по мере продвижения к болоту, дорога все чаще обнаруживала тенденции к исчезновению и превращению в две заросшие осокой рытвины. Я врубил демультипликатор и прикидывал физические возможности своих спутников. Было совершенно ясно, что от толстого дряблого Фарфуркиса проку будет мало. Хлебовводов выглядел мужиком жилистым, но мне неизвестно было, оправился ли он в достаточной степени после желудочного удара. Лавр Федотович вряд ли даже вылезет из машины. Так что действовать в случае че- го мне придется с комендантом, потому что Эдик не станет себя, наверное, обнаруживать, ради только того, чтобы вытолкнуть из грязи девятисоткилограммовую машину. Пессимистические размышления мои были прерваны появ- лением впереди гигантской черной лужи. Это не было пат- риархальной, буколистической лужей типа миргородской, всеми из'езженной, и ко всему притерпевшейся. Это не бы- ла, также мутная глинистая урбаническая лужа, лениво и злорадно развалившаяся среди неубранных куч строительно- го мусора. Это было спокойное и хладнокровное, зловещее в своем спокойствии, мрачное образование, небрежно втис- нувшееся между двумя рядами хилой осиновой поросли, за- гадочное как взгляд сфинкса, коварное как царица тамара, наводящее на кошмарную мысль о бездне, забитой затонув- шими грузовиками. Я резко затормозил и сказал: - Все, приехали. - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - товарищ зубо, до- ложите дело. В наступившей тишине было слышно, как колеблется ко- мендант. До болота было еще довольно далеко, но комен- дант тоже видел лужу и тоже не видел выхода, он покорно вздохнул и зашелестел бумагами. - Дело номер тридцать восемь, - прочитал он. - фамилия: прочерк. Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Название: ко- ровье вязло. - Минуточку! - прервал его Фарфуркис тревожно. - слу- шайте! Он поднял палец и застыл. Мы прислушались и услышали. Где-то далеко далеко по- бедно запели серебрянные трубы. Множественный звук этот пульсировал, нарастал и словно приближался. Кровь засты- ла у нас в жилах. Это трубили комары, и притом не все, а пока только командиры рот, или даже командиры батальонов и выше. И таинственно внутренним взором, попавшего в ло- вушку мы увидели вокруг себя гектары топкой грязи, по- росшей редкой осокой, покрытой слежавшимися слоями пре- лых листьев, с торчащими сучьями, и все это под сенью болезненно тощих осин, и на всех этих гектарах, на каж- дом квадратном сантиметре - ряды поджарых рыжеволосых канибалов, лютых, изголодавшихся, самоотверженных. - Лавр Федотович! - пролепетал Хлебовводов. - комары! - Есть предложение! - нервно закричал Фарфуркис. - от- ложить рассмотрение данного дела до октября... Нет, до декабря месяца! - Грррм, - произнес Лавр Федотович с удивлением. - об- щественности не ясно... Воздух вокруг нас вдруг наполнился движением. Хлебов- водов взвизгнул и ударил себя по физиономии. Фарфуркис ответил ему тем же. Лавр Федотович начал медленно и с изумлением отвора- чиваться. И тут совершилось невозможное: огромный рыжий пират четко, как на смотру, пал Лавру Федотовичу на чело и сходу, не примериваясь, вонзил в него шпагу по самые глаза. Лавр Федотович отшатнулся. Он был потрясен, он не понимал, он не верил. И началось. Мотая головой, как ло- шадь, отмахиваясь локтями, я принялся разворачивать ав- томобиль на узком пространстве между зарослями осинника. справа от меня возмущенно рычал и ворочался Лавр Федото- вич, а с заднего сиденья доносилась буря аплодисментов, словно разгоряченная компания уланов или гусар предава- лась взаимооскорблениям действием. К тому моменту, когда я уже закончил разворот я уже распух. У меня было такое ощущение, что уши мои превратились в горячие оладьи, ще- ки в караваи, а на лбу взошли многочисленные рога. - Вперед! - кричали на меня со всех сторон. - газу! Да подтолкните же его! Я вас под суд отдам, товарищ прива- лов! Двигатель ревел, клочья грязи летели со всех сторон, машина прыгала, как кенгуру, но скорость была мала, отв- ратительно мала, а на встречу нам с бесчисленных аэрод- ромов снимались все новые и новые эскадрильи, эскадры, армады. Преимущество противника в воздухе было абсолют- ным. Все, кроме меня, остервенело занимались самокрити- кой, переходящей в самоистязание. Я же не мог оторвать рук от баранки, и не мог даже отбиваться ногами, у меня оставалась свободной только одна нога, и я ею бешенно чесал все, до чего мог дотянуться. Потом, наконец, мы вырвались из зарослей осинника обратно на берег озера. дорога сделалась получше и шла в гору. В лицо мне ударил тугой ветер. Я остановил машину. Я перевел дух и стал чесаться. Я чесался с упоением, я никак не мог перес- тать, а когда все-таки перестал, то обнаружил, что трой- ка доедает коменданта. Комендант был обвинен в подготов- ке и осуществлении террористического акта. Ему пред'яви- ли счет за каждую выпитую из членов тройки каплю крови, и он оплачивал этот счет сполна. То, что осталось от коменданта к моменту, когда я вновь обрел способность видеть, слышать и думать, не могло уже, собственно называться комендантом, как тако- вым: две-три обглоданных кости, опустошенный взгляд и слабое бормотание... "господом богом, иисусом, спасителем нашим... " - Товарищ зубо, - произнес, наконец, Лавр Федотович. - почему вы прекратили зачитывать дело? Продолжайте докла- дывать. Комендант принялся трясущимися руками собирать по ма- шине разбросанные листки. - Зачитайте непосредственно краткую сущность необ'яс- ненности, приказал Лавр Федотович. Комендант, всхлипнув в последний раз, прерывающимся голосом прочел: - Обширное болото, из которого время от времени доно- сятся ухающие и ахающие звуки. - Ну? - сказал Хлебовводов. - что дальше? - Дальше ничего. Все. - Как-так -все? - плачущим голосом взвыл Хлебовводов. - убили меня! Зарезали! Ради чего? Звуки ахающие... Зачем нас сюда привез, террорист? Ты это нас ухающие звуки слушать привез? За что же мы кровь проливали? Ты посмот- ри на меня, как я теперь в гостинице появлюсь? Ты же мой авторитет на всю жизнь подорвал! Я же тебя сгною, сгною так, что от тебя уханья не останется! - Грррм, - сказал Лавр Федотович и Хлебовводов замол- чал. - Есть предложение, - продолжал Лавр Федотович. - ввиду представления собой дело номер тридцать восемь под наз- ванием "коровье вязло" исключительной опасности для на- рода, подвергнуть данное дело высшей мере рационализа- ции, а именно признать названное необ'ясненное явление иррациональным, трансцендентным, а следовательно реально не существующим, и как таковое исключить навсегда из па- мяти народа, то есть из географических и топографических карт. Хлебовводов и Фарфуркис бешенно захлопали в ладоши. Лавр Федотович извлек из-под сиденья свой гигантский портфель, и положил его плашмя себе на колени. - Акт! - возвал он. На портфель лег акт о высшей мере. -подписи! - на акт пали подписи. - Печать!!! Лязгнула дверца сейфа, волной накатила канцелярская затхлость, и перед Лавром Федотовичем возникла большая круглая печать. Лавр Федотович взял ее обеими руками, занес над актом и опустил. Мрачная тень прошла по небу, автомобиль слегка просел на рессорах. Лавр Федотович уб- рал портфель под сиденье и продолжал: - Коменданту колонии товарищу зубо за безответствен- ность содержания в колонии иррационального, трансценден- тного, а следовательно реально не существующего болота 'коровье вязло', за необеспечение безопасности работы тройки, а также за проявленный при этом героизм, об'я- вить благодарность с занесением. Есть еще предложени- я?... Следующий? Что у нас еще, товарищ зубо? - Заколдованное место, -сказал воспрянувший комендант. недалеко отсюда, километров пять. - Комары? - осведомился Лавр Федотович. - Христом-богом... - истово сказал комендант. - спаси- телем нашим... Нету их там. Муравьи разве что... - Хорошо, - констатировал Лавр Федотович, - осы, пчелы? - продолжал он, обнаруживая высокую прозорливость и неу- сыпную заботу о народе. - Ни боже мой, - сказал комендант. Лавр Федотович долго молчал. - Бешенные быки? - спросил он наконец. Комендант заверил его, что ни о каких быках в этих окрестностях не может быть и речи. - А волки? - спросил Хлебовводов подозрительно. В окрестностях не было ни волков, ни медведей, о ко- торых вовремя вспомнил Фарфуркис. Пока они упражнялись в зоологии, я рассматривал карту, выискивая кратчайшую до- рогу к заколдовонному месту. Высшая мера уже оказала свое действие. На карте был тьмускорпионь, была река скорпионка, было озеро зверинное, были какие-то лопухи, болота же, "коровье вязло', которое распространилось дальше между озером звериным и лопухами больше не было. вместо него на карте имело место анонимное белое пятно, какое можно видеть на старых картах на месте антарктики. мне было дано указание продолжать движение и мы поехали. Мы миновали овсы, пробрались сквозь стадо коров, обогнули рощу круглую, форсировали ручей студенный, и через полчаса оказались перед местом заколдованным. Это был холм. С одной стороны он порос лесом. Вероятно, здесь кругом стоял сплошной лес, тянувшийся до самого китежграда. Но его свели, и осталось только то, что ос- талось на холме. На самой вершине виднелась почерневшая избушка, по склону перед нами бродили две коровы под ох- раной большой понурой собаки. Возле крыльца копались в земле куры, а на крыше стояла коза. - Что же вы остановились? - спросил меня Фарфуркис. - надо же под'ехать, не пешком же нам... - И молоко у них, по всему видать, есть... - добавил Хлебовводов. - я бы молочка сейчас выпил. Когда, понима- ешь, грибами отравишься, очень полезно молока выпить. ехай, ехай, чего стали! Комендант попытался об'яснить им, что под'ехать к холму ближе невозможно, но об'яснения его были встречены таким ледяным изумлением Лавра Федотовича, разразившего- ся мыслью о целебных свойствах парного молока, такими стенаниями Фарфуркиса: "сметана с погреба! ", что он не стал спорить. Честно говоря, я его тоже не понял, но мне стало любопытно. Я включил двигатель, и машина весело покатилась к холму. Спидометр принялся отсчитывать километры, шины шуршали по колючей траве, Лавр Федотович неукоснительно смотрел вперед, а заднее сидение в предвкушении молока и сметаны затеяло спор - чем на болотах питаются комары. Хлебовводов вынес из личного опыта суждение, что комары питаются, исключительно ответственными работниками, со- вершающими инспекционные поездки. Фарфуркис, выдавая же- лаемое за действительное, уверял, что комары живут само- едством. Комендант же кротко, но настойчиво, лепетал о божественном, о какой-то божьей росе и о жареных акри- нах. Так мы ехали минут двадцать. Когда спидометр пока- зал, что пройдено пятнадцать километров, Хлебовводов спохватился: - Что же это получается? - сказал он. - едем, едем, а холм где стоял, там и стоит. Поднажмите, товарищ води- тель, что же это вы, браток? - Не доехать нам до холма, - кротко сказал комендант. - он же заколдованный, до него и не дойти... Только бензин даром сожжем. После этого все замолчали, и на спидометр намоталось еще семь километров. Холм по-прежнему не приближался ни на метр. Коровы, привлеченные шумом мотора, сначала не- которое время глядели в нашу сторону, затем потеряли к нам интерес и снова уткнулись в траву. На заднем сиденье нарастало возмущение. Хлебовводов и Фарфуркис обменива- лись негромкими замечаниями, деловитыми и зловещими. 'вредительство', - говорил Хлебовводов. "саботаж', - воз- ражал Фарфуркис. - "но злостный'. Потом они перешли на шепот, и до меня донеслось только: "на колодках... Ну да, колеса крутятся, а машина стоит. Комендант?... Может быть и врио консультант... Бензин... Подрыв экономики... потом машину спишут с большим пробегом, а она как но- венькая... " я не обращал внимания на этих зловещих попу- гаев, но потом вдруг хлопнула дверца, и ужасным, стреми- тельно удаляющимся голосом заорал Хлебовводов. Я изо всех сил нажал на тормоз. Лавр Федотович, продолжая дви- жение, с деревяным стуком, не меняя осанки, влип в вет- ровое стекло. У меня в глазах потемнело от удара, и ме- таличиские зубы Фарфуркиса лязгнули над моим ухом. Маши- ну занесло. Когда пыль рассеялась, я увидел далеко поза- ди товарища Хлебовводова, который все еще катился вслед за нами, размахивая конечностями. - Затруднения? - осведомился Лавр Федотович обыкновен- ным голосом. Кажется он даже не заметил удара. - товарищ Хлебовводов, устраните. Мы устраняли затруднение довольно долго. Пришлось сходить за Хлебовводовым, который лежал в метрах тридца- ти позади, ободранный, с лопнувшими брюками и очень удивленный. Выяснилось, что он заподозрил нас с комен- дантом в заговоре, будто мы незаметно поставили машину на колодки и гоним с корыстными целями километраж. Дви- жимый чувством долга он решил сойти на дорогу и вывести нас на чистую воду, заглянув под машину. Теперь он был буквально поражен тем, что это ему не удалось. Мы с ко- мендантом приволокли его к машине, положили его так, чтобы он самолично убедился в своем заблуждении, а сами отправились на помощь Фарфуркису, который искал и никак не мог найти очки и верхнюю челюсть. Фарфуркис искал их в машине, но комендант нашел их далеко впереди. Недора- зумение было полностью устранено, возражения хлебовводо- ва оказались довольно поверхностными, и Лавр Федотович, только теперь осознав, что парного молока нет, не будет, и быть не может, внес предложение не тратить бензин, принадлежащий народу, а приступить к своим прямым обя- занностям. - Товарищ зубо, - произнес он. - доложите дело. У дела номер двадцать девять фамилии, имени и отчест- ва, как и следовало ожидать, не оказалось. Оказалось только условное наименование -'заколдун'. Год рождения его терялся в глубине веков, место рождения определялось с точностью до минуты дуги. По национальности заколдун был русский, образования не имел, иностранных языков не ведал, профессия у него была холм. Место работы в данное время опять же определялося упомянутыми выше координата- ми. За границей заколдун сроду не был, ближайшим родст- венником его была мать-сыра земля, адрес же постоянного места жительства определялся все теми же координатами и с той же точностью, что же касается краткой сущности не- об'ясненности, то Выбегалло, не мудрствуя лукаво выразил ее предельно кратко: " во-первых, не проехать, во-вторых, не пройти'. Комендант сиял. Дело уверенно шло на рацио- нализацию. Хлебовводов был доволен анкетой. Фарфуркис восхищался необ'ясненностью, ничем не угрожающей народу, и Лавр Федотович, по-видимому, тоже не возражал. Во вся- ком случае он доверительно сообщил нам, что народу нужен холм, а так же равнины, овраги, буераки, эльбрусы и каз- беки. Но тут дверь избушки растворилась, и на крыльцо выбрался, опираясь на палочку, старичок в длинной подпо- ясанной рубахе до колен. Он потоптался на пороге, пос- мотрел из-под руки на солнце, махнул рукой на козу, что- бы слезла с крыши и уселся на ступеньку. - Свидетель! - сказал Фарфуркис. - а не вызвать ли нам свидетеля? - Так что же, свидетель... - упавшим голосом сказал комендант. - разве чего не ясно? Ежели вопросы есть, то я могу... - Нет, - сказал Фарфуркис, с подозрением глядя на не- го. Нет, зачем же вы, вы вот где живете, а он здешний. - Вызвать, вызвать! - сказал Хлебовводов. - пусть моло- ка принесет. - Грррм, - сказал Лавр Федотович. - товарищ зубо, вы- зовите свидетеля по делу номер двадцать девять. - Эх! - воскликнул комендант, ударивши соломенной шля- пой в землю. Дело рушилось на глазах. - да если бы он мог сюда прийти, он бы разве там сидел? Он там, можно ска- зать, в заключении! Не выйти ему отсюда! Как он там зас- трял, так он там и останется... В полном отчаянии, под пристальными подозрительными взглядами тройки, предчувствуя новые неприятности и ставший от этого необычно словоохотливым, комендант по- ведал нам сказание о заколдунском леснике феофиле. Как он жил себе не тужил в своей сторожке, с женой, молодой тогда еще совсем был, здоровенный. Как ударила однажды в холм зеленая молния, и начались страшные происшествия. жена феофила как раз в город уходила, вернулась - не мо- жет взойти на холм, до дома добраться. И феофил к ней рвался. Двое суток к ней без передышки с холма бежал - нет не добежать. Так он там и остался. Он там, жена здесь... Потом, конечно, успокоился, жить-то надо. Так до сих пор и живет, ничего, привык... Выслушав эту страшную историю и задав несколько ка- верзных вопросов, Хлебовводов вдруг сделал открытие: пе- реписи феофил избежал, воспитательной работе не подвер- гался и вполне возможно, что остался кулаком мироедом. - Две коровы у него, - говорил Хлебовводов. - и теленок вот, коза. А налогов не платит... - глаза его расширились. - раз теленок есть, значит и бык у него где-то спрятан! - Есть бык, это точно, - уныло признался комендант. - он у него верно на той стороне пасется... - Ну, браток, и порядочки у тебя, - зловеще сказал Хлебовводов. - знал я, чувствовал я, что ты хапуга ты и очковтиратель, но такого даже от тебя не ожидал. Чтобы ты - подкулачник, чтобы ты покрывал мироеда... Комендант набрал в грудь побольше воздуха и заныл: - Святой девой марией, двенадцатью первоапостолами... - Внимание! - прошептал невидимый Эдик. Лесник феофил вдруг поднял голову и, прикрываясь от солнца ладонью, посмотрел в нашу сторону. Затем он встал, отбросил клю- ку, начал неторопливо спускаться с холма, оскальзываясь в высокой траве. Белая, грязная коза следовала за ним, как собачка. Феофил подошел к нам, сел, подпер костлявой коричневой рукой подбородок, коза села рядом, уставилась на нас желтыми бессовестными глазами. - Люди, как люди, - сказал феофил. - удивительно... Коза обвела нас взглядом и выбрала Хлебовводова. - Это вот Хлебовводов, - сказала она. - рудольф архипо- вич. Родился в девятьсот десятом, в хохломе, имя родите- ли почерпнули из великосветского романа, по образованию - школьник седьмого класса, происхождения родителей сты- дится, иностранных языков изучал много, но не знает ни одного... - Йес, - подтвердил Хлебовводов, стыдливо хихикая. На- тюрдих, яволь! -... Профессии, как таковой не имеет. В настоящее время - руководитель-общественник. За границей был: в италии, во франции, в обоих германиях, в венгрии, в анг- лии... И так далее... Всего в сорока двух странах. Везде хвастался и хапал. Отличительная черта характера - высо- кая социальная живучесть и приспосабливаемость, основан- ная на принципиальной глупости и на стремлении быть ор- тодоксальнее ортодоксов. - Так, - сказал феофил. - можете что-нибудь к этому прибавить, рудольф архипович? - Никак нет! - весело сказал Хлебовводов. - разве что вот... Орто... Доро... Ортоксальный... Не совсем ясно! - Быть ортодоксальнее ортодоксов означает примерно следующее, - сказала коза. - если начальство не довольно каким-нибудь ученым, вы об'являете себя врагом науки во- обще, если начальство недовольно каким-нибудь иностран- цем, вы готовы об'явить войну всему, что за кордоном. - Так точно, - сказал Хлебовводов. - иначе невозможно, образование у нас больно маленькое, иначе того и гляди промахнешься. - Крал? - небрежно спросил феофил. - Нет, - сказала коза. - подбирал, что с возу упало. - Убивал? - Ну что вы! - засмеялась коза. - лично - никогда. - Расскажите что-нибудь, - попросил Хлебовводова фео- фил. - Ошибки были, - быстро сказал Хлебовводов. - люди не ангелы. И на старуху бывает проруха. Конь на четырех но- гах, и то спотыкается. Кто не ошибается, тот не ест, то есть не работает... - Понял, понял, - сказал феофил. - будете еще ошибать- ся? - Ни-ког-да! - свято сказал Хлебовводов. - Благодарю вас, - сказал феофил. Он посмотрел на фар- фуркиса. - А этот приятный мужчина? - Это Фарфуркис, - сказала коза. - по имени и отчеству никогда и никем называем не был. Родился в девятьсот шестнадцатом, в таганроге, образование высшее, юридичес- кое, читает по-английски со словарем. По профессии - лектор, имеет степень кандидата исторических наук. За границей не был и не рвется. Отличительная черта харак- тера - осторожность и предупредительность. Иногда сопря- женная с риском навлечь на себя недовольство начальства, но всегда рассчитанная на благодарность от начальства впоследствии... - Это не совсем так, - мягко возразил Фарфуркис. - вы несколько подменяете термины. Осторожность и предупреди- тельность являются чертой моего характера безотноситель- но к начальству, я таков от природы, это у меня в хромо- сомах. Что же касается начальства, то такова уж моя обя- занность - указывать вышестоящим товарищам юридические рамки их компетенции. - А если он выходит за эти рамки? - спросил феофил. - Видите ли, - сказал Фарфуркис. - чувствуется, что вы не юрист. Нет ничего более гибкого и уступчивого, нежели юридические рамки. Их можно указать, но их нельзя перей- ти. - Как вы насчет лжесвидетельствования? - спросил фео- фил. - Боюсь, что этот термин несколько устарел, - сказал Фарфуркис. -мы им не пользуемся. - Как у него насчет лжесвидетельствования? - спросил феофил козу. - Никогда, - сказала коза. - он всегда свято верит в то, о чем свидетельствует. - Действительно, что такое ложь, - сказал Фарфуркис. - ложь - это отрицание или искажение факта. Но что есть факт? Можно ли вообще в условиях нашей, невероятно ус- ложнившейся действительности говорить о факте? Факт есть явление или деяние засвидетельствованное очевидцами, од- нако очевидцы могут быть пристрастными, корыстными или просто невежественными. Факт есть деяние или явление, засвидетельствованное в документах. Документы могут быть подделаны или сфабрикованы. Наконец, факт есть деяние или явление, фиксированное лично мной. Однако мои чувст- ва могут быть притуплены или просто обмануты преходящими обстоятельствами, таким образом оказывается, что факт, как таковой, есть нечто весьма эфемерное, расплывчатое, недостоверное, и возникает естественная потребность во- обще отказаться от такого понятия. Но в этом случае ложь и правда становятся первопонятиями, неопределенные через какие бы то ни было более общие категории... Существует большая правда и антипод ее, большая ложь. Большая прав- да так велика и истинность ее так очевидна всякому нор- мальному человеку, каким являюсь я, что опровергать или искажать ее, то есть лгать, становится очевидно бессмыс- ленным. Вот почему я никогда не лгу и, естественно, ни- когда не лжесвидетельствую. - Тонко, - сказал феофил. - очень тонко. Конечно, после Фарфуркиса останется эта его философия факта? - Нет, - сказала коза, усмехаясь. - то есть философия останется, но Фарфуркис тут ни причем. Это не он ее при- думал. Он вообще ничего не придумал, кроме своей диссер- тации, так что останется от него только эта диссертация, как образец работ такого рода. Феофил задумался. - Правильно ли я понял? - сказал Фарфуркис, обращаясь к феофилу. - что все кончено и мы можем продолжить свои занятия? - Нет еще, - ответил феофил, очнувшись от задумчивос- ти. - я хотел бы задать несколько вопросов вот этому гражданину... - Как?! - вскричал пораженный Фарфуркис. - Лавру федо- товичу?! - Общественность, - проговорил Лавр Федотович, глядя куда-то в бинокль. - Вопросы к Лавру Федотовичу, - бормотал потрясенный Фарфуркис. - Да, - подтвердила коза. - Вунюкову Лавру Федотовичу, год рождения... - Все, - прошептал невидимый Эдик. - энергии не хвата- ет, этот Лавр - бездонная бочка... - Да что же это такое!! - завопил в отчаянии фарфур- кис. - товарищи! Да куда же мы опять заехали, что это такое, неприлично же... - Правильно, - сказал Хлебовводов. - не наше это дело. пускай милиция разбирается. - Грррм, - произнес Лавр Федотович. - другие предложе- ния есть? Вопросы к докладчику есть? Выражая общее мне- ние я предлагаю дело номер двадцать девять рацонализиро- вать в качестве необ'яснного явления, представляющего интерес для министерства пищевой промышленности и минис- терства финансов. В целях первичной утилизации предлагаю дело номер двадцать девять под наименованием "заколдун' передать в прокуратуру тьмускорпионского района. Я посмотрел на вершину холма. Лесник феофил, тяжело опираясь на клюку, стоял на своем крылечке и из-под ла- дони озирал окрестности. Коза бродила по огороду, я, прощаясь помахал им беретом. Горестный вздох невидимого Эдика прозвучал над моим ухом одновременно с тяжелым стуком большой круглой печати. 4. Э п и л о г На другое утро, едва проснувшись, я почувствовал, как все горько и безнадежно. Эдик в одних трусах сидел за столом, подперев взлохмаченную голову, перед ним, на листке газеты, блестели детали разобранного до винтика реморализатора. Сразу было видно, что Эдику тоже горько и безнадежно. Отшвырнув одеяло я вынул из кармана куртки сигарету и закурил. При других обстоятельствах этот нездоровый пос- тупок вызвал бы немедленную и неоднозначную реакцию эди- ка, не терпевшего расхлябаности и загрязнености воздуха, при других обстоятельствах я сам бы не решился курить натощак при Эдике, но сегодня нам было все равно. Мы бы- ли разгромлены, мы висели над пропастью. Во-первых, мы не выспались. Это первое, как выразился бы Модест Матвеевич. До трех часов ночи мы угрюмо воро- чались в постелях, подводя горькие итоги, мы открывали окна, пили воду, а я даже кусал подушку. Мало того, что мы оказались бессильными перед этими канализаторами это было бы еще ничего. В конце концов нас никто никогда не учил как с ними обращаться. Были мы еще жидковаты и зеленоваты, пожалуй. Мало того, что все надежды получить хотя бы наш чер- ный ящик и нашего Говоруна развеялись в дым после вче- рашней исторической беседы у подьезда гостиницы. В конце концов противник обладал таким мощным оружием, как боль- шая круглая печать, и нам нечего было ей противопоста- вить. Но речь теперь шла о всей нашей дальнейшей судьбе. Исторический разговор у под'езда происходил примерно так. Едва я подогнал запыленную машину к гостинице, как на крыльце возник из ничего непривычно суровый Эдик: Эдик: простите, Лавр Федотович, не могли бы вы уде- лить мне несколько минут? Лавр Федотович: /сопит, облизывает комариные волдыри на руке, ждет, пока ему откроют дверцу машины/. Хлебовводов: /сварливо/ прием окончен. Эдик: /сдвигая брови/ я хотел выяснить, когда будут исполнены наши заявки. Лавр Федотович: /Фарфуркису/ пиво - это от слова 'пить'. Хлебовводов: /ревниво/ точно так! Общественность любит пиво. Все: /лезут из машины/. Комендант: /Эдику/ да вы не волнуйтесь, в следующем же году рассмотрим. Эдик: /внезапно осатанев/ я требую прекратить волоки- ту! /встает в дверях, мешая пройти/. Лавр Федотович: грррм... Затруднение? Товарищ хлебов- водов, устраните. Эдик: /зарываясь/ я требую немедленного удовлетворения наших заявок! Я: /уныло/ да брось ты, безнадега ведь... Комендант: /испуганно/ христом-богом... Пресвятой бо- городицей тьмускорпионьской. Безобразная сцена. Хлебовводов, вставший перед эди- ком, измеряет его взглядом с головы до ног. Эдик сбрасы- вает излишки ярости в виде маленьких шаровых молний, вокруг собираются любознательные. Возглас из открытого окна: "дай им! Чего смотришь! По луковке! " Фарфуркис что-то торопливо шепчет Лавру Федотовичу. Лавр Федото- вич: грррм... Есть мнение, что нам надлежит продвигать нашу талантливую молодежь. Предлагается товарища прива- лова утвердить в качестве шофера при тройке. Товарища Амперяна назначить врио товарища заболевшего Выбегалло. с выплатой разницы в окладе. Товарищ Фарфуркис, приго- товьте проект приказа. Копию - вниз. /идет на Эдика/. Врожденая вежливость Эдика берет верх над всем про- чим. Он уступает дорогу и даже открывает дверь перед по- жилым человеком. Я ошеломлен. Плохо вижу и слышу. Комендант: /радостно пожимая мне руку/... С повышением вас, товарищ привалов! Вот все и уладилось... Лавр Федотович: /задерживаясь в дверях/ товарищ зубо. Комендант: слушаю! Лавр Федотович: /шутит/ была вам, товарищ зубо, сегод- ня баня, так сходите сегодня в баню! Жуткий хохот удаляющейся тройки. Занавес. Вспомнив эту сцену, вспомнив, что отныне и надолго мне суждено быть шофером при тройке, я раздавил окурок и прохрипел: "надо удирать'. - Нельзя, - сказал Эдик. - позор. - А оставаться не позор? - Позор, - согласился Эдик. - но мы разведчики, нас никто пока не освобождал от наших обязаностей. Надо стерпеть нестерпимое. Надо, саша! Надо, умница, одеться и идти на заседание. Я застонал, но не нашел, что возразить. Мы умылись, оделись и даже позавтракали. Мы вышли в город, где все были заняты полезным, нужным делом. Мы угрюмо молчали, мы были жалки. У входа в колонию на меня вдруг напал старикашка Эдельвейс. Эдик выхватил рубль, но это не произвело обычного действия. Материальные блага больше старикашку не интересовали, он жаждал благ духовных. Он требовал, чтобы я включился в качестве руководителя в работу по усовершенствованию его эвристического агрегата и для на- чала составил бы развернутый план такой работы, рассчи- танной на время его, старикашки, учебы в аспирантуре. Через пять минут беседы свет окончательно стал мраком перед моими глазами, и горькие слова готовы были выр- ваться, страшные намерения близились с осуществлению. В отчаянии я понес какуюто околесицу насчет самообучающих- ся машин. Старик слушал меня, раскрыв рот, и впитывал каждый звук, по-моему он запомнил эту околесицу дослов- но. Затем меня осенило. Как опытный провокатор я спро- сил, достаточно ли сложной машиной является агрегат маш- кина. Он немедленно и страстно заверил меня, что агрегат невообразимо сложный, что иногда он, Эдельвейс, сам не понимает, что там к чему. - Прекрасно, - сказал я. - известно, что всякая доста- точно сложная электронная машина обладает способностью к самообучению и самовоспроизводству. Самовоспроизводство нам пока не нужно, а вот обучить агрегат машкина печа- тать тексты самостоятельно, без человека - посредника, мы обязаны в самые короткие сроки. Как это сделать? Мы применим хорошо известный и многократно испытанный метод длительной тренировки, /метод "монте-карло" - вставил слегка оживясь Эдик/. Да, монте-карло. Преимущество это- го метода в простоте. Берется достаточно обширный текст, скажем, "жизнь животных" брема. Машкин садится за свой агрегат и начинает печатать слово за словом, строчку за строчкой, страницу за страницей. При этом анализатор аг- регата будет анализировать... /'думатель будет думать'- вставил Эдик/. Да, именно думать... И таким образом аг- регат станет у нас обучаться. Вы и ахнуть не успеете, как он начнет у вас сам печатать. Вот вам рубль под'ем- ных, ступайте в библиотеку, за бремом. Эдельвейс поскакал в библиотеку, а мы, ободренные этой маленькой победой над местными стихиями, первой на- шей победой на семьдесят шестом этаже, пошли своей доро- гой, радуясь, что с Эдельвейсом теперь покончено на всегда, что настырный старик не будет путаться под нога- ми и мучать нас своей глупостью, а будет мирно сидеть себе за "ремингтоном', молотить по клавишам и, высунув язык срисовывать латинские буквы. Он будет долго коло- тить и срисовывать, а когда мы покончим с бремом, мы возьмем для разгону тридцать томов чарльза диккенса, а там, даст бог, возьмемся за девяностотомное собрание со- чинений льва николаевича со всеми письмами, статьями, заметками и комментариями. Когда мы зашли в комнату для заседаний, комендант что-то читал вслух, а канализаторы, вкупе с Выбегаллой слушали и кивали. Мы тихонько сели на свои места, взяли себя в руки и тоже стали слушать. Некоторое время мы ни- чего не понимали, да и не старались понять, но довольно скоро выяснилось, что тройка занята сегодня разбором жа- лоб, заявлений и информационных сообщений от населения. Федя рассказывал нам, что такое мероприятие проводится еженедельно. На нашу долю выпало заслушать несколько писем. Школь- ники села вунюшино сообщали про местную бабку зою. Все говорят, что она ведьма, что из-за нее урожаи плохие, и внука своего, бывшего отличника василия кормилицына, она превратила в хулигана и двоечника за то, что он снес в утиль ее ногу. Школьники просили разобраться в этой ведьме, в которую они, как пионеры, не верят, и чтобы ученые об'яснили научно, как это они портят урожаи и как это они превращают отличников в двоечников, нельзя ли ей переменить плюсы на минусы, чтобы она двоечников превра- щала в отличников. Группа туристов наблюдала за лопухами зеленого скор- пиона, ростом с корову. Скорпион таинственным излучением усыпил дежурных и скрылся в лесах, похитив месячный за- пас продовольствия. Туристы предлагали свои услуги для поимки чудовища при условии, что им будут оплачены до- рожные расходы. Житель города тьмускорпиони заядлый п. П. Жаловался на соседа, второй год снимавшего у него молоко при помощи специальной аппаратуры. Требовалось найти управу. Другой житель тьмускорпиони, гр. Краснодевко с. Т. Вы- ражая негодование по поводу того, что городской парк за- гажен разными чудовищами и погулять стало негде. Во всем обвинялся комендант зубо, использующий отходы колонистс- кой кухни для откармлИвания трех личных свиней и безра- ботного тунеядца зятя. Сельский врач из села бубнова сообщал, что при опера- ции на брюшную полость гражданина померанцева ста пят- надцати лет, обнаружил у него в отростке слепой кишки древнюю согдийскую монету. Врач обращал внимание общест- венности на тот факт, что покойный померанцев в средней азии никогда не был и обнаруженной монеты никогда прежде не видел. На остальных сорока двух страницах письма вы- сокоэрудированный эскулап излагал свои соображения отно- сительно телепатии, телекинеза и четвертого измерения. прилагались графики, таблицы и фотографии, аверсы и ре- версы таинственной монеты в натуральную величину. Мероприятие осуществлялось вдумчиво и без поспешнос- ти. По прочтению каждого письма наступала длинная пауза, заполненная глубокомысленными междометиями. Потом Лавр Федотович продувал "герцеговину флор', обращал свой взор к выбегалле и осведомлялся, какой проект ответа может предложить тройке товарищ научный консультант. Выбегалло широко улыбался красными губами, обоими руками оглаживал бороду, и просив разрешения не вставать, оглашал требуе- мый проект. Он не баловал корреспондентов тройки разно- образием. Форма ответа применялась стандартная: "уважае- мый /-ая/, /-ые/ гр...! Мы получили и прочли ваше инте- ресное письмо. Сообщаемые вами факты хорошо известны на- уке и интереса для нее не представляют. Тем не менее мы горячо благодарим вас за ваше наблюдение и желаем вам успехов в работе и в личной жизни'. Подпись. Все. по-моему, это было лучшее изобретение выбегаллы. Нельзя было не испытывать огромного удовольствия, посылая такой ответ на сообщение о том, что "гр. Щин просверлил в моей стене отверстие и пускает скрозь него отравляющих га- зов'. Но машина продолжала работать с удручающей моно- тонностью. Однообразно и гнусаво зудел комендант, сыто порыкивал Лавр Федотович, шлепал губами Выбегалло. Смер- тельная апатия овладела мною. Я сознавал, что это - раз- ложение, что я погружаюсь в зыбучую трясину духовной эн- тропии, но не хотелось больше бороться. "ну ладно, - вяло думалось мне. - и пусть. И так люди живут. Все разумное - действительно, все действительное - разумно. А поскольку разумно, постольку и добро, а раз уж добро, то почти на- верняка и вечно... И какая, в сущности разница между Лавром Федотовичем и Федором Симеоновичем? Оба они бесс- мертны, оба они всемогущи. И чего сориться? Непонятно... что, собственно, человеку нужно? Тайны какие-нибудь за- гадочные? Не нужны они мне. Знания? Зачем знания при та- ком окладе денежного содержания? У Лавра Федотовича даже преимущество есть. Он сам не думает, и другим не велит. не допускает он переутомления своих сотрудников - добрый человек, внимательный. И карьеру под ним хорошо сделать, Фарфуркиса оттеснить, Хлебовводова - что они в самом де- ле... Дураки ведь, только авторитет начальства подрыва- ют. Авторитет надо поднимать. Раз господь начальству ума не дал, то надо ему хотя бы авторитет обеспечить. Ты ему авторитет, а он тебе все остальное. Полезным, главное, стать, нужным... Правой рукой, или, в крайнем случае, левой... И я бы погиб, отравленный жуткими эманациями большой круглой печати и банды канализаторов, и кончил бы жизнь свою в лучшем случае экспонатом нашего институтского ви- вария. И Эдик бы погиб. Он еще рыпался, он еще принимал позы, но все это была одна видимость, на самом же деле, как он мне позже признался, он в это время мечтал вытес- нить выбегаллу и получить для застройки участок в приго- роде. Да, погибли бы мы, стоптали бы нас, воспользовав- шись нашим отчаянием и упадком духа. Но в какой-то из этих страшных моментов немой гром потряс вокруг нас все- ленную. Мы очнулись. На пороге стояли Федор Симеонович и Кристобаль Хозевич. Они были в неописуемом гневе. Они были ужасны. Там куда падал их взор, дымились стены и плавились стекла. Вспыхнул и обвалился плакат про народ и сенсации. Дом дрожал и вибрировал, дыбом поднялся пар- кет, стулья присели на ослабевших ножках. Этого невоз- можно было вынести, и тройка этого не вынесла. Хлебовво- дов и Фарфуркис, тыча друг в друга трепещущими дланями хором возвопили: " это не я! Это все он! " обратились в желтый пар и рассеялись без следа. Профессор Выбегалло пролепетал: " мон дье', нырнул под свой столик и, извлек- ши оттуда обширный портфель, протянул его громовержцам со словами: " эта... Все материалы, значит, об этих прох- востах у меня здесь собраны, вот они материалы-та'. Ко- мендант истово рванул на себе ворот и пал на колени. Лавр Федотович, ощутив вокруг себя некоторое неудобство, беспокойно заворочал шеей и поднялся, упираясь руками в зеленое сукно. Федор Симеонович подошел к нам, обнял нас за плечи и прижал к своему обширному чреву. "ну-ну, - прогудел он, когда мы, стукнувшись головами припали к нему. - н-ничего, м-молодцы... Т-три дня все-таки продержа- лись... З-здорово... " сквозь слезы, застилавшие глаза, я увидел, как Кристобаль Хозевич, зловеще играя тростью, приблизился к Лавру Федотовичу и приказал ему сквозь зу- бы: - Пшел вон. Лавр Федотович медленно удивился. - Общественность... - произнес он. - Вон!!! - взревел Хунта. Секунду они смотрели друг другу в глаза. Затем в лице Лавра Федотовича зашевелилось что-то человеческое - не то стыд, не то страх, не то злоба. Он неторопливо сложил в портфель свое председательское оборудование и прогово- рил: " есть предложение, ввиду особых обстоятельств, прервать заседание тройки на неопределенный срок'. - Навсегда, - сказал Кристобаль Хозевич, кладя трость поперек стола. - Грррм... - проговорил Лавр Федотович с сомнением. Он величественно обогнул стол, ни на кого не глядя, сооб- щил: - Есть мнение, что мы еще встретимся в другое время и в другом месте. - Вряд ли, - презрительно сказал Хунта, скусывая кон- чик сигары. И мы действительно встретились с Лавром Федотовичем совсем в другое время и совсем в другом месте. Это, впрочем, совсем другая история. С о д е р ж а н и е 1. Дело 42 старикашка Эдельвейс................. 10..... 2. Р а з н ы е д е л а......................... 21..... 3. Дело N 15 и выездная сессия................ 50..... 4. Э п и л о г................................... 67.....

Last-modified: Wed, 06 Aug 1997 04:38:55 GMT
World LibraryРеклама в библиотекеБиблиотека не предназначена для детей! Проект Либмонстра, партнеры БЦБ - Украинская цифровая библиотека и Либмонстр Россия https://database.library.by